Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

присвоении чужого произведения целиком или только части, – она отметила, что Рене нахмурилась и не стала ждать ее вопроса. – То есть в чем именно могло состоять его преступление? О доказательствах я вообще молчу. Плагиат доказать довольно легко: ты просто показываешь схожие тексты и устанавливаешь, что один из них был опубликован раньше другого. Но мы так и не получили реального обвинения от этого человека – если это был один человек, – не говоря уже о каких-либо доказательствах. Все ограничивалось травлей в соцсетях и анонимными письмами, – она сокрушенно уставилась в пространство между своими ладонями. – В любом случае, – сказала она не без некоторой неуверенности, – никаких доказательств быть не могло, потому что ничего такого не было.

Рене выдержала паузу и осторожно сказала:

– Но?

– Но, в общем, Джейка это очень задевало. Обвинение может не иметь под собой оснований и все равно вредить. Обвинение само по себе вредит. В конце концов, одного того, что кто-то намекает на твою нечистоплотность, достаточно, чтобы испортить карьеру писателя. Вы не согласны?

Рене кивнула, и Анна отметила рыжину в ее волосах, поначалу показавшихся ей совсем светлыми. Нижняя линия каре совпадала с широкой челюстью Рене.

– Должна, к сожалению, согласиться. В прошлом году я написала статью о том, как одного писателя обвинили в нечистоплотности другого рода. Я увидела, что дело принимает скверный оборот. Раньше мы восхищались воображением автора, когда он выводил персонажей, совершенно непохожих на себя. А теперь нам такое не нравится, потому что так якобы нечестно. Это не предвещает ничего хорошего художественной литературе.

– С этим не поспоришь, – согласилась Анна.

– Если так, то Лев Толстой не должен был воображать, что творится в уме замужней женщины, которая завела любовника, а все мы не должны были читать «Анну Каренину». А также «Мадам Бовари». И «Тэсс из рода д'Эрбервиллей». И «Женский портрет».

– Не говоря о девушке с татуировкой дракона, – сказала Анна.

Они отклонялись от темы, но это способствовало установлению доверия. Что было немаловажно.

– Джонатан Свифт никогда не куковал один на острове. Мэри Шелли никогда не оживляла мертвых. Ни вам «Робинзона Крузо», ни «Франкенштейна».

– Майкл Шейбон не был рисовальщиком комиксов в сороковых годах прошлого века. А Джеффри Евгенидис не среднего пола. Какая досада! Продолжая аналогии, какое право имела Джейн Остин писать о жизни солдата или капитана корабля? А герой первого романа Донны Тартт – мужчина. Возмутительно!

Рене сокрушенно покачала головой.

– Что ж, сожалею, что вы стали писательницей в такое непростое время. Но вряд ли вашего мужа обвиняли в чем-то подобном. Или я ошибаюсь?

– Нет, вы правы. Кто бы ни травил Джейка, он не намекал, что у него нет права, как у мужчины, писать о матери и дочери. Речь шла о чем-то более конкретном – фактической краже материала. Джейк понимал, что против него нет доказательств, но он также понимал, что люди не будут ждать доказательств, чтобы отвернуться от него, поскольку в Сети процветает злорадство. Конечно, другой бы на его месте мог расстроиться, даже пасть духом, но не совершить того, что Джейк, и я до сих пор не понимаю, как он дошел от вполне понятного беспокойства по поводу травли до ощущения, что он не в состоянии справиться с ней. Но как-то дошел. Думаю, его мучила мысль, что все будут считать его плагиатором. Ни один уважающий себя автор не допустил бы такого, а Джейк был к себе очень требователен. Он и к писательству в принципе был очень требователен. Украсть чужое произведение… он бы ни за что не пошел на такое.

Она прерывисто вздохнула.

– Знаете, – сказала Рене, – мы ушли куда-то не туда. Мы ведь собирались говорить о вашем прекрасном романе. Вашем прекрасном романе. Нельзя, чтобы это был разговор о творчестве вашего мужа, при всех его достоинствах и успешности. Могу я официально объявить эту тему закрытой?

– О, – сказала Анна, улыбнувшись. – Я как-то не очень представляю, что рассказывать о себе. Я до сих пор поражаюсь, что написала роман. И ошеломлена, что кто-то считает его достойным публикации.

Рене на это ничего не сказала. Она как будто задумалась о чем-то, а затем о чем-то еще. Наконец, она протянула Анне мясистую руку, но воздержалась от прямого контакта. Ее кисть остановилась на приличном расстоянии от руки Анны и замерла, чуть напряженная, но неподвижная.

– Знаете, – сказала Рене со значением, и Анна почувствовала, что за этим последует нечто весомое. – Я сейчас скажу вам кое-что, чего бы не одобрил мой любимый преподаватель с журфака Колумбии, но я все равно скажу. Я уверена, у вас очень сложные чувства на этот счет, и я не стану делать вид, что знаю, каково вам было издать ваш роман после утраты мужа. Но хочу, чтобы вы кое-что знали, потому что я вижу, в чем часть вашей проблемы.

– Окей, – сказала Анна. – Я слушаю.

– Я почти десять лет освещаю для «Таймс» работу издательств и знаю, что со стороны все может выглядеть эдаким клубом джентльменов из романа Эдит Уортон. Но это все же бизнес, основанный на деловых расчетах. Если ваш агент взяла этот роман на продажу, значит, она посчитала, что он достаточно хорош, чтобы им заниматься. И если ваш издатель купила его, она тоже так считает. Вот и все. Возможно, они окажутся правы, возможно – нет, хотя в вашем случае я почти уверена, что они не ошиблись. Но как бы там ни было, вы можете не сомневаться, что к вам не проявляют, я не знаю… какой-то вдовьей снисходительности. Бизнес не делают, совершая красивые поступки. Бизнес делают, издавая книги, в которых читатели найдут что-то для себя.

Анна опустила взгляд в свою чашку. И подумала о бутылочке «Кло Пегас», которая стояла у нее дома в холодильнике, и о том, насколько вкуснее оно теперь покажется.

– Поэтому, какие бы опасения ни входили в вашу первую десятку, этот пункт можете вычеркнуть. Это вовсе не какой-то добрый жест в память о Джейке.

Услышав имя мужа из уст постороннего человека, к чему ей надо было бы давно привыкнуть, она испытала неизменное раздражение.

– Что ж… приятно слышать. Ценю.

– Давайте же поговорим о вас, Анна. Я хочу услышать все что можно о вашем писательском процессе.

Анна с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза, но, по крайней мере, этот вопрос она ожидала. И подготовилась к нему. Она одарила Рене решительной улыбкой и выдала тщательно составленный пастиш писательских будней: сосновые благовония (в память о детстве у Тихого океана на северо-западе), кружка чая «Констант Коммент» (любимого с первого курса Вашингтонского университета) и неизменное