Современный зарубежный детектив-14. Книги 1-22 - Себастьян Фитцек

В истинных традициях дебютного романа «Послесловие», публикация которого намечена на 8 октября, похоже, опирается на факты биографии писательницы: детство в глуши на Северо-Западе (отец рассказчицы настолько не доверяет людям, что прячет деньги и ценные вещи в каркасе столетней кровати), затем – университетская стипендия, открывшая ей новый мир, а далее – недолгий, но счастливый брак, сокрушительное самоубийство мужа и, наконец, медленное и мучительное возвращение к жизни и поиски нового смысла.

Еще одна неизбежная параллель: нарастающая тревожность мужа главной героини из-за травли анонимным недоброжелателем, чего ни Боннер, ни его издатель не доводили до сведения общественности, несмотря на спорадические упоминания об этом книжными блогерами в Твиттере и на других платформах. Уильямс-Боннер проводит четкую связь между этой травлей и развитием тревожности и депрессии Джейкоба Финч-Боннера. Весной 2019 года она ненадолго вернулась в Сиэтл, чтобы решить вопрос с арендой недвижимости и складского помещения, и как раз в это время ее муж покончил с собой. Виновник трагедии, так и оставшийся неизвестным, стал персонажем «Послесловия», что, вероятно, принесло автору моральное удовлетворение.

– Сведение счетов с тем, кто поступил так с Джейком, вызывало у меня катарсическое чувство, – подтверждает Уильямс-Боннер, отпивая свой кофе, наверняка успевший остыть. – Он никогда не говорил мне, как приятно отомстить кому-то, пусть даже только в книге.

Оставив катарсис в стороне, можно сказать, что искренность и несомненные достоинства этого романа рассеивают подозрения в прямолинейной исповедальности, не говоря о литературном кумовстве. Лирическое прямодушие Уильямс-Боннер делает ее Кейт Шопен наших дней, исследующей внутреннюю жизнь храброй и при этом уязвимой героини. Бесспорно, рассказчица «Послесловия», Селеста, отважно раскрывается перед читателями с полнейшей откровенностью, давая нам прочувствовать жестокие последствия шокирующего поступка ее любимого мужа, не избегая обжигающего самоанализа своей виновности.

Насколько тяжело далась эта поразительная открытость?

– Наверно, каждый, кто потерял любимого человека из-за самоубийства, должен задаваться теми же вопросами. Почему так случилось? Могли ли мы этому помешать? Что мы упустили? Мы, оставшиеся жить, постоянно устраиваем себе такой допрос. Я даже не могу сказать, сколько читателей мне уже написали, прочитав отрывки, публиковавшиеся за последние месяцы. Их письма разбивают мне сердце. С ужасом представляю, что еще мне напишут, раз роман уже ушел в печать. Но знаете, от этого никуда не деться. И может, так и должно быть. Это наше общее путешествие – всех выживших, – значит, мы должны сделать все возможное и утешить друг друга. Кроме нас, этого, похоже, никто не сделает.

О чем Уильямс-Боннер, кажется, не задумывается, так это о том, что она может быть не менее одаренной, чем ее покойный муж, и ее проза может быть обезоруживающе общедоступной, чего Джейкобу Финч-Боннеру при всех его достоинствах, возможно, недоставало. «Послесловие» – это тот редкий роман, который распахивает перед читателями дверь, приглашая войти внутрь и прикоснуться к человеческой жизни во всех ее ужасающих проявлениях.

Как же она объясняет внезапное открытие в себе такого важного литературного голоса?

– О, я не могу этого объяснить, – она печально улыбается. – Я его даже признаю с трудом.

Однако что она безусловно признает, так это то, что покойный муж не наставлял ее – во всяком случае, не в тонкостях литературного творчества.

– Мы с Джейком не сидели и не обсуждали писательские приемы. Он очень старательно оттачивал свое мастерство. Он всегда сидел в кресле за столом у окна в нашей комнате. А я работала продюсером подкастов. Когда я приходила домой, мы были как любая другая пара: шли куда-то поужинать или в театр, или встречались с друзьями. Он спрашивал, как у меня прошел день, а я – как продвигается его работа. Но не было такого: «Вот как это делается». Да и с чего бы?

И однако настал такой день, когда она сама заняла то же кресло за тем же столом, чтобы написать один из наиболее пронзительных и трогательных дебютных романов последнего времени.

– Я даже не знаю, что было труднее, – говорит Уильямс-Боннер, – начать роман или сесть за тот стол. Я сторонилась его несколько месяцев после смерти Джейка.

Ее роман, уже выбранный книгой ноября в клубе «Читаем с Дженной», засветился в Инстаграме [340] на страницах Тейлор Свифт (она назвала его «восхитительно-беспощадным») и Сары Джессики Паркер (она написала, что это «лучший роман, который я прочитала после „Маленькой жизни“»). Ходят также слухи, что не за горами экранизация, но автор скрытничает. Как скоро на нее обрушится слава, подобная той, какую снискал ее покойный муж?

– Меня это не волнует, – говорит она, пожимая плечами. – Меня волнует, что я написала хороший роман. Волнует, что читатели находят в нем что-то свое. И что… – она замолкает, задумывается, выстраивая фразу. – Я просто надеюсь, что он гордился бы мной.

– Может, оно того не стоит? – услышала Анна слова своего агента.

– Мне вот кажется, тут все просто. Что скажете, Анна? Ехать-то вам.

Она смаковала последнюю строчку, вспоминая тот момент в кафе: как она сделала паузу, как «выстроила» заготовленную фразу, изображая спонтанность. Нет, она не надеялась, что Джейк гордился бы ей. Она ни на секунду в это не верила. И ей было совершенно все равно, гордился бы он ей или нет.

– Есть желание поехать? – спросила Матильда. – Там довольно шумно, но зато закатят грандиозную авторскую вечеринку.

– Флорида есть Флорида, – сказала Вэнди. – Я туда ни ногой.

Кто-то приглашал ее во Флориду?

– Если хотите, мы совершенно не против, – сказала Вэнди. – Мы уже вовсю составляем для вас внушительный тур, как вы знаете. Но, если хотите поехать, можем что-нибудь передвинуть.

Она прослушала насчет Флориды.

– Имеет смысл? – спросила она их.

– Ну, некоторые любят. Это как бы самый крутой книжный фестиваль. Везде стада народу, в каждом помещении что-то происходит. Не тихое событие, как в Чарльстоне или Нантакете, где мероприятия сменяются последовательно и все толпами ходят туда-сюда. Это больше похоже на Техасский книжный фест или на «Эл-Эй Таймс» в кампусе УЮК[341] – форменный дурдом. Но зато бывает весело. Новые знакомства. И как я сказала, там хорошие вечеринки, обычно в «Стандарте».

– Я как-то была на такой вечеринке, – сказала Матильда. – Пошла один раз с Джуди Блум. Мы были у воды, снаружи, и все женщины подходили к ней в слезах, мямля что-то о том, как она изменила их жизни.

– Мило, – сказала Вэнди. – И это похоже на правду.

– Для всех нас.

Анна промолчала. Ее жизнь Джуди Блум не изменила,