Мы все виноваты - Альберто Васкес-Фигероа

–Так было всегда, – спокойно ответил Ноэль Фокс.

–Но не в такой степени. —Может, это прогресс.

–Возможно. Но раньше правители отвечали перед народом, который мог их свергнуть или даже отправить на гильотину. А сейчас эти магнаты – как многоногие пауки, охватывающие разные страны. Если в одной стране станет слишком жарко, они просто поднимают лапку и уходят в другую, поручив армии адвокатов запутывать их дела и избегать наказания.

–И что в этом плохого?

–Они подкупают чиновников ради субсидий, зная, что скоро закроют завод без выплат. Обещают рабочие места, а потом переносят производство. «Сливаются» с верфями, чтобы устранить конкуренцию, а через год обескровливают целый регион. Вкладываются в СМИ, чтобы давить на местные власти и менять их по своему усмотрению.

– Гаэтано плюнул в цветок на столе, прочистил горло и добавил: – Их почти невозможно поймать по закону, но они добиваются того, что дети становятся рабами в Африке, женщины – в Индии, шахтёры – в Боливии. Больше, чем Тиберий, Аттила, Наполеон, Гитлер или Сталин. Поверь мне, – хрипло заключил он, – мы стоим на пороге эпохи магнатов, и это злокачественный вид, способный возникнуть в любой точке планеты, среди любых рас и из любого социального слоя. Единственное, что их объединяет – это полное отсутствие совести и безграничная жадность.

–Ты так ненавидишь Лакруа? – поинтересовался англичанин.

–С какого перепуга ты вообще об этом заговорил? – нахмурился его собеседник.

–Потому что мне кажется, что ты говоришь именно о нём.

–Я говорю не конкретно о нём. Я говорю о всех президентах крупных транснациональных корпораций.

–Полагаю, некоторые из них действуют добросовестно, стараясь лишь создавать богатство и рабочие места.

–Разумеется, такие есть, точно так же, как есть порядочные политики, которые никогда не поддавались коррупции. Но можешь быть уверен – они всегда будут в меньшинстве. Потому что мир больших финансов – это мир без правил, где сильный пожирает слабого, а подлец поглощает порядочного.

–Я знаю тебя уже много лет, но, честно говоря, никогда не видел тебя таким возбуждённым… – уверенно заявил Ноэл Фокс. – Я всегда восхищался твоей поразительной хладнокровностью и твоей способностью сохранять полную нейтральность в любой ситуации, поэтому не понимаю, с чего вдруг столько эмоций по поводу вопроса, который тебя, в сущности, не касается.

–Он меня касается. Я гражданин, и начинаю чувствовать, что мой мир радикально меняется.

–Это был далеко не идеальный мир, и ты это знаешь.

–Но мы его улучшали, – ответил тот. – Постепенно мы добились значительных социальных побед. А теперь мы внезапно откатились назад.

–Не понимаю, о каком откате ты говоришь.

–А что бы ты сказал человеку, который в восьмидесятые годы уверял бы тебя, что рабство вернётся в наш мир?

–Сказал бы, что он сумасшедший.

–Так вот, теперь ты знаешь, что он не был сумасшедшим. И что благодаря этому мужчины вроде Лакруа могут повесить у себя дома Ван Гога… – Гаэтано Дердерян горько усмехнулся и добавил: – Удивительно, что человек, который не смог продать ни одной картины при жизни, стал символом крайнего богатства.

–Жизнь полна сюрпризов.

–Но это не просто каприз судьбы. Картина осталась той же, какой её написал тот бедный безумец. Сейчас важен не сам художественный смысл, а ценность, которую ей приписали. И хуже всего то, что мы позволяем собой манипулировать до такой степени, что считаем обладание куском холста важнее жизни тысяч африканских детей.

Ноэл Фокс встал, прошёлся по просторной комнате, будто пытался собраться с мыслями, внимательно посмотрел на своего друга, и, облокотившись на спинку кресла, изменив тон, сказал:

–Ты меня беспокоишь. Если наша компания успешна, а это очевидно, то во многом благодаря твоей способности держаться на плаву в самых бурных водах. Но сейчас у меня складывается впечатление, что ты сам ныряешь в эти воды с головой. Что или кто тебя изменил?

Гаэтано Дердерян с облегчением признал бы, что его изменила необыкновенная женщина, которая невольно подтолкнула его к переосмыслению, но понимал, что, признав это, он бы принизил факт того, что в последние дни он всерьёз задумался о своей роли в этом странном спектакле.

Его безусловный профессиональный успех, основанный на неоспоримом уме, позволил ему выстроить собственную «башню из слоновой кости», где он мог позволить себе роскошь жить вдали от повседневных проблем. И хотя он не был эгоцентриком, имел, заслуженно, высокое мнение о себе и своих способностях. Но с тех пор как он начал погружаться в сложные структуры корпорации Акуарио и Орион, он начал ощущать себя маленьким, глупым и невежественным.

Сеть компаний, дочерних фирм, фиктивных структур и псевдонезависимых образований, созданных лишь для того, чтобы уклоняться от налогов, позволяла сделать очевидный вывод – существуют умы куда более острые, чем его собственный. Ведь даже за сто лет он бы не смог создать такую изощрённую и эффективную систему обмана и уклонения от уплаты.

И всё это – строго в рамках закона.

Потрясала в компании, возглавляемой Роменом Лакруа, именно способность проникать сквозь малейшие лазейки в конституциях разных стран, подстраивая их под свои нужды, так что его можно было бы считать «гражданином мира» с множеством прав и минимумом обязанностей.

Лучшие адвокатские конторы работали на него, создавая юридические рамки, позволяющие ему не платить налоги в той или иной стране. Таким образом он с удивительной регулярностью обходил не столько закон, сколько дух закона – и это становилось формой нечестной конкуренции по отношению к другим компаниям, лишённым подобных хитроумных возможностей.

Многие цивилизованные страны когда-то приняли жёсткие антимонопольные законы для защиты потребителей, но ни одна ещё не разработала законов, которые можно было бы назвать «антифашистскими» – то есть направленных на защиту от подобных изворотливых схем людей вроде Лакруа.

Противники называли его «угрём тысячи морей».

Он родился в Лионе, официально жил в княжестве Монако, хотя проводил большую часть года во Франции и имел дипломатический паспорт Аргентины. Он входил в список ста самых богатых людей мира, но формально считался неплатёжеспособным, поскольку всё его имущество было оформлено на бесчисленные оффшорные компании.

Богатства, сосредоточенные в руках таких людей, могли бы полностью искоренить нищету на планете, но эти деньги, добытые с земли, принадлежащей всем, и труда множества людей, доставались лишь немногим.

Причина, по которой правительства полмира допускали такое безумие, крылась в том, что и сами получали выгоду от системы, которую уже начали называть «гравитационной» – поскольку она стремилась сосредоточить всё большее богатство в руках всё меньшего