Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

– Дайте угадаю. Она верит, что ее сестра невиновна и ни за что не могла бы убить человека.

Эйвери кивнула:

– Да, что-то вроде этого.

– У вас есть братья или сестры?

Эйвери замолчала, бросив взгляд на кубики льда в своей водке, после чего снова посмотрела на Уолта Дженкинса. Вот оно, то, почему так сложно встречаться с новыми людьми: вычислять, сколько правды открывать про себя и сколько скрывать. Любая выданная ею подробность – след к ее прошлому.

– У меня был брат, – наконец сказала она. – Он умер.

– Сожалею. Не лучший пример.

– Нет, это неправильно прозвучало. Боже, я идиотка. Я не хотела быть такой резкой.

После короткой паузы разговор вернулся к исходной точке.

– Разрешите мне попробовать еще раз, – сказал Уолт. – Подумайте о своей лучшей подруге. Если бы ее объявили виновной в убийстве, вы бы поверили в ее виновность?

– Абсолютно. Она та еще злопамятная стерва.

Уолт засмеялся.

– Вы не облегчаете мне задачу.

– Я понимаю вашу точку зрения. Ни один брат или сестра не готов поверить, что его сестра кого-то убила.

Поначалу Эйвери не верила, что ее отец был одним из крупнейших экономических преступников в американской истории. Но перед лицом неопровержимых доказательств у нее не осталось выбора. И все-таки в ней оставалась частичка, которая держалась за идеальный образ отца из того времени, когда он еще не взорвал их семью и не разрушил их жизни.

– Большинство родных отреагируют отрицанием, – сказал Уолт. – Даже если им предъявят неопровержимые улики. Есть киллеры, сидящие в камере смертников, чьи матери и отцы, братья и сестры верят, что они невиновны. Они верят в это вопреки собственным признаниям преступника. Вопреки его раскаянию. Члены семьи не в состоянии представить, что их близкие – убийцы. Так что я не сомневаюсь, что сестра Виктории Форд верит в ее невиновность. Но пересмотр дела докажет обратное. В конечном счете, доказательствам наплевать на ваши чувства.

Эйвери подмывало упомянуть запись, которую она слышала и в которой Виктория Форд умоляла Эмму очистить ее имя после того, как поняла, что ее ждет в северной башне. Эйвери считала, что убежденный тон просьбы Виктории станет достойным соперником даже самым неопровержимым доказательствам. Если не в настоящем зале суда, то по крайней мере на суде публичного мнения. И Эйвери волновала только эта арена, когда она обдумывала проект о Виктории Форд и его пригодность для «Американских событий».

Еще будет время поделиться записью автоответчика Эммы Кайнд. Еще будет время разработать сюжет истории, которую она надеялась рассказать. Но сначала Эйвери нужна информация. Она охотилась за материалом, запасаясь перед долгой зимой, – метафора, которую они с командой использовали для описания процесса создания истории. Собрать всю информацию, которую можно найти, а затем сократить ее до самого главного. Эйвери не была уверена, как именно будет выглядеть эта история, получится ли она и сыграет ли Уолт Дженкинс весомую роль в создании истории или станет шаровым тараном, который ее снесет. И пока не узнает, она не станет распространяться про автоответчик Эммы Кайнд.

– Давайте начнем с них, – сказала Эйвери. – С доказательств. Я хотела бы разобрать дело с вами, чтобы вы показали мне, куда привели вас эти доказательства.

– Они привели меня прямиком к Виктории Форд. Но справедливо. Дайте мне день сделать несколько звонков и организовать мои заметки?

– Конечно. У вас еще есть мой номер?

– Да.

Эйвери потянулась в сумочку, чтобы оплатить счет.

– Я угощаю, – сказал Уолт.

– Я заставила вас приехать аж с Ямайки. Самое малое, что я могу сделать, – это оплатить вашу выпивку.

Эйвери положила деньги рядом со своим стаканом и, соскользнув со стула, вышла из бара.

Глава 24

Манхэттен, Нью-Йорк

вторник 29 июня 2021 г.

Уолт Дженкинс смотрел, как высокая, привлекательная журналистка, которую он тысячу раз видел по телевидению, вышла из «Дома рома». Прошла неделя с того дня, как его бывший босс из Бюро выследил его в скальном кафе на Ямайке, и вот теперь он сидит в темном баре на Манхэттене. Контраст был поразительным. После всего трех лет в Негриле Уолт понял, насколько привык к островной жизни и как далек от времен работы в наружном наблюдении. Но тем не менее он обнаружил, что кирпичик за кирпичиком укладывает основу, как делал много раз прежде, не уверенный, куда он направляется или как выглядит следующий участок дороги.

План состоял в том, чтобы быть откровенным и честным насчет своего прошлого, если Эйвери Мэйсон коснется этой темы. Она журналист-расследователь, и попытка скрыть что-либо о своей карьере в Бюро была бы ошибкой. Когда он упомянул свои прошлые связи с ФБР, ее как будто на мгновение выбило из колеи, но она быстро пришла в себя. Он был уверен, что она потратит время между сегодняшней и будущей встречей на изучение его истории. Все сойдется. Единственное, что он не упомянул, это что он снова в штате ФБР. Джим Оливер счел нужным пояснить, что они платят Уолту как независимому консультанту, а не восстанавливают в прежнем звании специального агента. Если Эйвери Мэйсон занервничает и начнет вынюхивать, Оливер хотел, чтобы связь Уолта с Бюро заканчивалась там же, где и три года назад: вышедший на пенсию с хорошей репутацией и полным пенсионом.

Уолт сделал глоток рома «Ямайская рапсодия» от «Самароли», слишком дорогого для его кошелька. К счастью, счет оплачивает правительство. Он потер шрам на груди, как делал тридцать минут назад, пока ждал Эйвери. Шрам все еще беспокоил его время от времени, вызывая сверлящий зуд, который сводил с ума. Врачи обещали, что со временем он притупится, но предупреждали, что до тех пор, пока этого не случится, ему следует научиться определять триггеры, которые вызывают симптомы, и стараться избегать их. Когда Уолт сидел в «Доме рома» на Таймс-сквер, он понял, что последний раз шрам беспокоил его пару недель назад, когда он сидел на своем крыльце, делая вид, что читает роман Джона Гришема, но на самом деле размышляя о предстоящей поездке в Нью-Йорк на встречу выживших. Был ли триггером сам город или поджидающий здесь багаж воспоминаний?

Наклонив стакан в последний раз, Уолт допил ром. Этот город хранил ошибки и боль его прошлого, и он верил, как и большинство людей: чтобы преодолеть эти ошибки и облегчить боль, нужно бежать от них. Но это неправда. Чтобы исправить положение, ему