Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

– Видел. Я каждый день там пыль вытряхиваю.

– Ну так почему не убрал, раз ты каждый день там прибираешься?

Жофруа замялся.

– Слушай, я просто спрашиваю, я не ругаю тебя. Мне просто интересно – почему?

– Потому что там ее кровь… Может, они не видели, а я хотел, чтобы было лучше видно, вдруг это поможет Адии. Но и чтобы красиво было тоже. На столе ведь лучше смотрится, да? А они никак не могут увидеть…

– Кто?

– Люди в форме. Может, я плохо сделал, что оставил её так, может совсем некрасиво…

– Они просто не захотели увидеть, мой друг.

– Но вы, вот вы же увидели!

– Да. Я видел.

– Вы скажете кому-нибудь об этом?

– А ты бы сам как хотел?

– Не знаю. Лишь бы Адие и её брату было хорошо. Знаете как сделать, чтобы им было хорошо? Поможете им?

– Об этом даже не беспокойся.

– Вот если бы она была жива, уже бы орала на весь дом и била веником. Вы бы ей не понравились. Потому что нравитесь мне.

– Полагаю, тебе не нравилась твоя госпожа. Она была плохим человеком?

– Очень, мсье. Очень.

Эта несуразица показалась комиссару весьма любопытной и заставила вспомнить об одной вещице, которую упоминал Эрцест.

– Слушай, Жофруа, а где сахарница, которая стояла у Елены на полке? Если такова конечно же была…

Слуга резко оживился:

– Есть такая, идите, покажу!

Жофруа семенящими шагами провел Конте на кухню и открыл верхний шкафчик, подставил стул, еле залез пыхтя, и показал пальцем:

– Вот тут она так и стоит.

– И ее никто не брал с тех пор?

– Нет. Ее помыли и поставили так. Я не мыл и не трогал. Достать? – не дождавшись ответа, Жофруа достал маленькую хрустальную сахарницу с полки и аккуратно протянул Конте. – Осторожно, осторожно! Острое! Там краешек откололся. Когда Елена ударила нею об стол. Она злилась на Адию.

– Из-за Франка?

– Да-да. Он хороший мальчик. Добрый. Красивый. Он любит ее, очень любит, как цветок бабочку.

– Как бабочка цветок. – засмеялся Конте поправив Жофруа.

– Ой, Миши! Миши остался без ужина. Я вам ещё как-то нужен? Можно пойду покормлю?

– Иди, иди. Я сам разберусь, тем более что остаюсь тут на ночь.

– Только за мной не идите. Вы кушайте, что найдете. Все свежее, я готовил свежее!

– Хорошо, хорошо! Не заставляй этого сонного медведя голодать, иди уже!

Глава 14. Откровения узника

Конте остался в доме на Кипарисовой Аллее не только ради свободы действий, но и ради разговора с Эрцестом, которого прождал всю ночь в прихожей. На рассвете задремавшего комиссара разбудил шум заехавшей во двор машины – под окнами парадной показался зелёный Деэс. Спустя минуту, порог переступил Эрцест, снимая перчатки и избавляясь от мокрого плаща.

– Доброе утро, мсье Урфе.

Эрцест удивлённо поднял голову:

– А, Конте, это вы. Все нормально, я уже знаю об Адаре.

– Я тоже кое-что знаю, мсье Урфе. Например, что у вас была с ним стычка из-за домогательств к вашей жене. Хотя, больше смахивает на разборки любовников.

– И что? Это было не первый раз. Сначала она соблазнила его, потом дала отворот-поворот. И он не первый, с кем она это проделывает. Конте, не ходите кругами, говорите, что у вас на уме, я не провидец.

– Меня беспокоит назойливая мысль, от которой я никак не могу отмахнуться. Маловероятная, но такая назойливая. Видите ли, Урфе, я не уверен, что Адара застрелил мэтр.

– Тогда кто?

– Он мог выгораживать зятя своей любимой дочери. К тому же, вы нарушили слово – дежурить дома по ночам.

– Вы правы только в одном, Конте – я нарушил слово. Но можете быть уверены, что меня не было в окрестностях дома вчера вечером. Я должен был поставить точку в одном деле.

– Но вы забыли поставить меня в известность. К чему такая секретность, Эрцест?

– Никакого секрета нет. Я подал на развод.

– Уходите от неё?

– Скорее, ухожу от прошлого.

– Знаете, Эрцест, говорят, что иногда нужно уйти чтобы остаться…

– Нет Конте, как только Франк выйдет на свободу, и вся эта чертовщина закончится, я больше никогда не вернусь в этот дом. И плевать куда занесёт меня судьба…

– Знаете, Урфе, ваша жена неплохая женщина хоть и может быть довольно стервозной. Но вся проблема в том, что она собственница. И в этом она напоминает вам вашу мачеху.

– Я где-то слышал, что по-своему все люди уроды. Кого-то уродуют родители, даже если они и не родные, а кого-то профессиональная среда.

Конте рассмеялся в голос:

– Тот, кто это сказал, величайший гений! В силу личных обстоятельств я подпишусь под последним пунктом – просто в яблочко!

Ближе к концу дня Конте изрядно потрёпанный, почти как его выбывшее из строя Пежо, прибыл в «Мимозу».

– Что такой вид? – буркнул Адриан.

– Не выспался, день ни к чёрту не задался. Но хотя бы час назад мне удалось пробиться к местному прокурору благодаря стараниям доктора Сири.

– О, вижу ты готов далеко зайти в этом деле!

– Лашанс будет обвинять Франка Моро. А я хочу обвинить мэтра Родольфо Лавроне и Ивонн Жако в покушении на убийство, мошенничестве, подлоге и наконец – преднамеренном убийстве. Как угодно, но я должен дать этому делу ход иначе невезучий Моро лишится головы.

– У тебя крепкая доказательственная база?

– Не крепче яичной скорлупы.

– Что там в кипарисном дурдоме, ничего нового?

– Плюс один труп, об этом ты и сам слышал. Зато ночью я наконец зашёл в его комнату. Батарея стеклотары, вся мебель в никотиновом пепле, словом, обычный маргинальный стиль. Из интересного только та вещица, которую он поднял под окном Адии.

– Пистолет?

– Почти. Деревянная подставка для ножей.

– Может, я и повторяюсь, но всё равно опять скажу: идиотизм. Уж не хочешь ты сказать, что он стрелял из этой штуковины?

– У меня не до такой степени накренилась крыша, Фавро. Просто подставку для ножей использовали не по назначению. Не как подставку для ножей, а как подставку для оружия.

– Зачем?!

– Затем, чтобы изобразить покушение.

– А ту дамочку, Ивонн, ещё не нашли?

– Нет. И вряд ли найдут. Её продержали всю ночь в участке и отпустили под подписку. С того момента, как она покинула это злачное место, больше её никто не видел.

– Чёрт, Конте, если бы только она развязала язык, мы бы многое смогли узнать! Хотя бы рассказать об этом Кристофе. Ладно мэтр, он был её любовником и вероятнее всего подельником. Но почему другие молчали?

– Годы, годы меняют