Нежданная смерть и любопытная леди - Генри Бриджерс

Судя по тому, как Милли опускает очи долу, едва взглянув на детектива-сержанта, он ей понравился. Совет да любовь на следующие две недели.

* * *

Доггер там, где и ожидаю – наслаждается курением и одиночеством в китайском кабинете. Перед тем как начать разговор, я открываю окно – разбавить сигаретный дым свежим воздухом. Доггер даже не дергается, так и смотрит в одну точку, будто о чем-то напряженно размышляет, а возможно, просто меня игнорирует. Почему? Что сделала не так?

– К тебе пришли из полиции, что-то по поводу гадалки. Не могу понять, при чем здесь ты.

– Неважно. – Он тушит сигарету о край консервной банки. Несмотря на пепельницы, все равно пользуется банкой. Да, шансы, что оценит прекрасное сочетание шалфейно-зеленого джемпера и шелковой блузки цвета пыльной розы – нулевые. Ну и ладно. – Где они?

– Я провожу.

– Просто скажи, где они? В столовой?

В столовой? Они что, приехали на званый ужин?

– Я сказала, я провожу.

– Агата… – Снова желваки, а потом будто смиряется, плечи едва уловимо опускаются. – Хорошо, спасибо.

Доггер не просто напряжен, он что стальной канат. В голову невольно закрадываются совершенно ужасные мысли, но я отмахиваюсь от них, не веря себе же ни на йоту.

У дверей библиотеки Доггер меня опережает, и я было решаю, что на него снисходит приступ хороших манер, но – вот сюрприз – сам открывает, сам входит и сам захлопывает прямо перед моим носом. Выставил как надоедливого ребенка! Даже отец себе такого не позволял, когда я действительно была надоедливым ребенком! Более того, как только я рассказала отцу, что учитель французского позволяет себе бить меня по рукам линейкой, тот был вышвырнут дворецким с самого верха парадной лестницы. Это сейчас понимаю, что такое отношение отца – нонсенс для того времени и его собственного воспитания, но я привыкла, что поделать! Медленно выдыхаю через нос, разворачиваюсь на каблуках и иду… Не знаю, куда иду. В таких состояниях лучше просто идти.

* * *

Прилично или нет ждать Доггера в китайском кабинете – неожиданно сложный вопрос: не может же дом быть мой, а кабинет Доггера, но так ведь и выходит – постоянно тут сидит, как оккупант. Стол совершенно пуст – никаких таинственных листков, только банка. На этикетке нарисована женщина с настолько счастливым лицом, что можно подумать, будто ничего более значимого, чем вываливание «Бобов мамочки Салли» из банки в кастрюлю в ее жизни не случалось. Может, Доггер пользуется банкой именно из-за этой картинки? Женщина в переднике с оборками, волосы высоко убраны – никаких больше подробностей, изображение довольно схематично, черты лица условны. Доггер мечтает о такой жене? Вечно радостной и вечно торчащей у плиты? Нам не по пути в таком случае. Или дело в волосах? У меня слишком короткие, не смогу их так уложить, да и зачем, боже ты мой, Агата, помни о самоуважении – это тебя должны рисовать на этикетках, а не ты копировать чужие фантазии.

Я отворачиваюсь от банки и своего раздражения к окну. Неряшливые, густо замешанные дождем облака двигаются быстро, слитно, словно предвещают. Нечто. Хлопает дверь, я оборачиваюсь.

– Ты подслушивала?

Доггер выглядит как облака – черным. Смотрит на меня, ожидая ответа, смотрит на меня, пряча руки в карманы брюк. Что-то случилось. Вопрос не звучит колко, он звучит… Будто Доггер надеется, что подслушала, и ему не придется рассказывать самому.

– Я сразу же ушла. Что случилось?

– Гадалку убили, а я последний, кто видел ее живой. Когда пришел следующий клиент, она была уже мертва. У меня сняли отпечатки, скорее всего, они совпадают с теми, что на подставке для шара. И, скорее всего, меня задержат до выяснения обстоятельств.

Задержат?.. Кладу ногу на ногу, расправляю юбку и смотрю, как дергается мысок туфли.

– Зачем ты ходил к гадалке?

– Ты меня удивляешь, Агата. Не задаешь главного вопроса.

Он садится в кресло рядом, но я не поворачиваю головы.

– Я его задала. Зачем ты ходил к гадалке?

– То есть тебя не интересует, убил я ее или нет?

– Конечно, не убивал. Если бы ты кого-нибудь и убил, то меня в чулане для тканей, а не женщину, которую видишь первый раз в жизни.

Первый? Амплитуда увеличивается. Я ставлю обе ноги на пол.

– Зависит от того, что она мне сказала.

– Так зачем ты туда ходил?

– Неважно. Я не могу это озвучивать. – Я подымаю голову. Перехватывает мой взгляд, но сразу же отводит глаза на тернеровские акварели Харвуд-Хауса 1798 года. Да что это все значит? У меня четкое ощущение, будто спрашиваю что-то неприличное – не могу отделаться. Зачем взрослому мужчине идти к гадалке? Может, хотел узнать результаты скачек? Доггер упоминал, что она правильно их предсказала. Но тогда смысл скрывать? А может…

– Она твоя любовница?

Он резко вскидывает голову, апатии как ни бывало.

– Гадалка? Я видел ее первый раз в жизни. Агата, у тебя навязчивое желание придумать мне личную жизнь. У меня ее нет. Ни с гадалками, ни с кем. Оставим уже эту тему, хорошо?

Прекрасно. Хоть одна хорошая новость за сегодня.

– Тогда почему ты не можешь озвучить…

– Не могу.

– Доггер, не глупи.

Он отворачивается. Волосы растрепаны. Мне хочется запустить в них пальцы. Боже, Агата, да что за неуместные мысли.

– Ты упоминала, что завтра уезжаешь в Лондон. Тебе есть где остановиться?..

Достает из кармана портсигар, но не раскрывает его. Кажется, у него что-то болит – не в состоянии сама себе объяснить, почему так решила. Что-то в развороте плеч, как будто пригибается. Спина? Остановиться в Лондоне?.. У моей несуществующей подруги разве что, или напроситься к тетке и доделать начатое шкафом.

– Ну… Думаю, да.

– Хорошо. – Он откидывается на спинку кресла и едва заметно кривится – то ли от мыслей, то ли от боли. – Оставишь мне адрес. Если пойму, что становлюсь исключен из ситуации, я дам знать своему другу, он приедет и поможет тебе.

– Мне даром не сдались твои друзья.

– Я все сказал, Агата. Не спорь, ты сделаешь так, – смотрит исподлобья, зеленый темнеет, становится почти черным, – как я говорю.

Я чуть воздухом не поперхиваюсь от возмущения. Все. Хватит. Доггер явно меня с кем-то путает, с ковриком для ног или с метелкой для пыли.

– Или что? Если я не сделаю, так как ты говоришь, что случится?

Смотрим друг на друга невозможно долго. По всем правилам я должна сдаться первой, должна опустить глаза, потупиться, но нет, не так просто, Доггер. Что-то держит