Расследования Корсакова. Комплект из 3 книг - Игорь Евдокимов

– Юсуф, у вас за спиной! Помогите, быстрее! – снова крикнул Владимир. Турок обернулся, но явление казака ни капли его не удивило. Он вновь перевел взгляд на висящего над пропастью Корсакова и произнес:

– Вам стоило меня послушать.

– Нет! Вы же дали клятву помочь нам!

– Семантика, молодой человек. Клятва запрещает мне причинять вам и вашим родичам вред. Но с этим прекрасно справится мой слуга. А в вашем случае – падение. Прощайте, Корсаков.

Он равнодушно отвернулся.

Пальцы Владимира не выдержали его веса. Камни выскользнули из-под пальцев, и Корсаков полетел вниз, в пропасть.

XVIII

Смоленск, июнь 1881 года

Горегляд перевернул древние песочные часы и установил их на бюро рядом с собой.

– Теперь нам остается только ждать, – сказал он. – Ровно пять минут.

Полковник молча кивнул. Он остался стоять в углу фехтовального зала, похожий на статую командора. Христофор Севастьянович же уселся так, чтобы видеть одновременно и Корсакова, и тонкую полоску песка, текущую сквозь горлышко часов.

Именно поэтому он не заметил, как полковник вскинул голову и пристально взглянул на потолок. Раньше, чем глухо заворчал Серый. И уж точно раньше, чем наверху раздался звук бьющегося стекла, привлекший внимание Горегляда.

– Что это?

– Гости, – бесстрастно ответил жандарм. – Что бы ни происходило, не спускайте глаз с часов и Корсакова.

Широким шагом он направился к дверям зала.

– Может быть, вооружитесь? – неуверенно спросил Горегляд.

– Я всегда вооружен. – Вежливый и спокойный тон полковника уместнее бы смотрелся посреди светского раута, а не в опустевшем особняке, куда грозил вторгнуться потусторонний убийца. Он вышел из зала и затворил за собой двери.

– А вот нам бы не помешало, да, сябар? – спросил у пса Христофор Севастьянович и извлек из драной дорожной сумки верный обрез. В тишине сухо щелкнули взводимые курки. Горегляд посмотрел на часы. Еще со времен, когда они принадлежали его учителю, Христофор Севастьянович научился безошибочно определять ход времени. Сейчас часы подсказывали, что с момента, когда Корсаков провалился в сон, прошла ровно минута.

На втором этаже, прямо над ними, послышались тяжелые шаги, несомненно, принадлежавшие полковнику. Они пересекли комнату из конца в конец и остановились у стены, выходившей на улицу. Горегляд представил, как жандарм пристально изучает разбитое окно, оценивая, мог ли кто-то проникнуть в дом через него. Ему хотелось крикнуть, спросить, что видит полковник, но он понимал, что это глупо и лишь выдаст его местонахождение незваному гостю. Вместо него голос подал Серый. Пес поднялся, уперся всеми лапами и, оскалив пасть, зарычал на двери, через которые совсем недавно вышел полковник. Христофор Севастьянович навел обрез на вход в зал, но стрелять не торопился.

Вновь раздались шаги наверху. Полковник отошел от окна и проследовал в соседнюю комнату. Серый не переставал рычать. Песок в нижней колбе подсказывал, что Корсаков дремлет уже две минуты.

Из-за дверей послышался неприятный скрежет – будто кто-то скреб когтями по дереву, оставляя в нем глубокие борозды.

– Горегляд… – раздался сиплый голос, когда-то принадлежавший женщине, но сейчас практически утративший малейшие намеки на то, что его обладатель вообще был человеком. – Горегляд… Я забрал твои пальцы, Горегляд. Чего ты хочешь лишиться следом?

Христофор Севастьянович не стал тратить время на ответ. Он на слух выпалил первым патроном в сторону дверей. Заряд проделал в двери рваное отверстие, разметав щепки во все стороны. Фехтовальный зал наполнился дымом, а многочисленные шкафы с саблями и шпагами зазвенели от грохнувшего выстрела. Уши Горегляда также наполнились противным тонким звоном, поэтому он не слышал больше шагов полковника, но не сомневался, что выстрел привлек его внимание.

Остатки дверей разлетелись в клочья. На пороге возник караконджул, все еще в образе Макеевой, хотя многочисленные раны и стремление тела исторгнуть из себя чуждое существо сделали ее практически неузнаваемой. Никто уже не смог бы принять ее за живого человека – перед Гореглядом стоял ходячий мертвец, упырь из старых крестьянских легенд.

С отчаянным лаем с места сорвался Серый и бросился на противника прежде, чем его хозяин успел выстрелить. Атака оказалось сколь смелой, столь и бесполезной. Караконджул рванулся вперед и смел огромного волкодава с дороги, словно тот был лишь маленьким несмышленым щенком. Серый отлетел в сторону с тонким жалобным визгом.

– Порву! – взревел Горегляд и выпустил в тварь второй заряд дроби. Караконджул по-обезьяньи оттолкнулся от пола всеми четырьмя конечностями и взмыл под потолок, пропуская выстрел под собой. Он схватился за люстру, качнулся и, словно пушечное ядро, влетел в гиганта, отбросив того к бюро. Горегляд рухнул на секретер, перевернув его вместе со стоящими на нем песочными часами.

Караконджул описал сальто и грациозно приземлился на паркет прямо перед Христофором Севастьяновичем. Морщась от боли, Горегляд медленно поднялся на четвереньки, выставив перед собой трехпалую ладонь с печатью Соломона.

– Заклинаю тебя, бес! – прорычал он.

– Нет, второй раз у тебя это не выйдет, – хрипло хохотнул караконджул. – Я с удовольствием обглодаю твою культю вместе с поганым рисунком…

– ПРОЧЬ! – рявкнул голос, от которого затряслись стекла и зеркала по всему залу. Христофор Севастьянович пораженно оглянулся.

Корсаков поднялся из своего кресла и сейчас с кривой ухмылкой изучал тварь, застывшую перед Гореглядом. Тому даже показалось, что караконджул еще больше вжался в пол, подчиненный жуткому голосу Владимира Николаевича.

Однако наваждение быстро спало. Существо ощерилось и развернулось лицом к новому противнику. Караконджул вновь оттолкнулся всеми конечностями от пола и бросился на Владимира. Корсаков увернулся от твари одним стремительным шагом. Инерция пронесла врага мимо него и впечатала в одно из зеркал, засыпавшее караконджула осколками. Владимир же спокойно подошел к ближайшей витрине, ударил по ней левой рукой и, словно не замечая боли от порезов, извлек оттуда изогнутый ятаган с широким лезвием.

Караконджул меж тем вновь начал подниматься, несмотря на новые раны, оставленные осколками. Но прежде, чем он успел что-то предпринять, Корсаков описал изящный пируэт и запустил в тварь ятаганом. Горегляд наблюдал, как меч, вращаясь, рассекает воздух со звуком, который почему-то напомнил ему изображения крылатой Смерти на старинных гравюрах. Караконджул, совсем недавно увернувшийся от выстрела практически в упор, на этот раз не имел ни единого шанса. Ятаган вошел ему в грудь и пришпилил к стене, словно булавка для огромной уродливой окровавленной бабочки. Тварь исторгла из груди отчаянный вопль.

– Что у вас здесь творится? – рыкнул полковник, вбегая обратно в фехтовальный зал.

– Уже ничего стоящего, mon ami, но вы пропустили довольно впечатляющее зрелище, – встретил его слегка шутовским поклоном