Расследования Корсакова. Комплект из 3 книг - Игорь Евдокимов

– Так вот он, ваш караконджул. – Жандарм с интересом взглянул на приколотое к стене существо, судорожно пытающееся избавиться от ятагана в груди. Меч, однако, плотно засел в стене. – Отменный бросок, Корсаков!

– Благодарю!

– Горегляд, целы? – повернулся к Христофору Севастьяновичу полковник.

– Да, Владимир Николаевич спас меня, – хрипло ответил тот. – Но… Раз вы проснулись, то вы узнали, что хотели?

– Не совсем, но этого теперь и не требуется. – Корсаков подошел поближе к караконджулу и принялся с интересом его разглядывать. Затем вытянул вперед левую руку и поднес к существу указательный палец. Тварь рванулась к нему, но Владимир в последний момент отпрянул, отчего исторгающая черную жижу пасть лишь бессильно клацнула зубами. – Какой дикий, однако. Нет, господа, думаю, у нас в руках куда более полезный образец. Он не может покинуть оболочку – ведь чует, что вселиться в кого-то из здесь присутствующих, как тогда, в переулке, ему не под силу. А значит, ужасный караконджул теперь в нашей власти. И может привести к своему хозяину. Как вам такое?

На вкус Горегляда, проснувшийся Корсаков выглядел излишне самоуверенным, особенно когда сопроводил свой вопрос подброшенной монетой, которую тут же поймал в воздухе левой рукой. Однако он решил оставить мнение при себе. Вместо этого Христофор Севастьянович опустился на колени рядом с Серым. Почувствовав присутствие хозяина, пес сделал попытку вильнуть хвостом, но вместо этого съежился и заскулил от боли.

– Ну, не надо, береги силы, – зашептал Христофор Севастьянович. – Добры сабака! Смелы сабака!

– Вашей собаке нужно тепло, – сказал полковник. – В соседнем кабинете есть камин. Разожгите его и укутайте пса понадежнее. Так он продержится, пока мы не найдем ему какого-нибудь коновала.

– Я сам его выхожу, – отрезал Горегляд.

– Как знаете, – пожал плечами жандарм. – Но с камином и одеялами рекомендую поторопиться.

– Да, конечно, спасибо, – потупился Горегляд. Он нежно поднял раненого пса на руки и понес его прочь из зала.

– Что ж, Корсаков, браво. – Полковник подошел к Владимиру. – Вынужден признать, вы не перестаете удивлять меня своими талантами.

– Вы мне льстите, – фыркнул Корсаков.

– Нет, что вы! Я от чистого сердца. Только… Какая у вас присказка? Ах да! Позвольте вопрос? С каких это пор вы стали левшой?

Губы полковника вновь сложились в жутковатый оскал, который он, очевидно, считал улыбкой. С выражением вежливого интереса жандарм повернулся к Корсакову. А точнее – не-Корсакову. Тот опешил лишь на секунду – но этого оказалось достаточно. Полковник положил ладонь ему на лоб – и не-Корсаков понял, что тело, дотоле послушное любому его капризу, отказывается слушаться его.

– Вы мне весьма интересны, дружище, и на будущее я бы рекомендовал учитывать, что вы более не отражение, раз уж вы даже говорить научились, – заметил полковник. – Не сомневаюсь, что мы еще встретимся, но пока что Корсаков мне необходим.

Не отнимая ладони от лба, жандарм, будто в танце, доставил Владимира обратно в центр нарисованного Гореглядом круга.

– А посему – спать! – прошипел он – и тело Корсакова осело в кресло.

XIX

Болгария, ноябрь 1877 года

Он выжил чудом. Сомнений тут быть не могло. Его должно было убить падение. Или ледяная вода. Или холод, который вгрызся в него, когда его тело вынесло на берег. Но каким-то чудом Корсаков выжил.

В ушах стоял звон. Мир перед глазами упорно отказывался обрести фокус, превращаясь то в калейдоскоп, то в странное подводное царство. Тело контролировал инстинкт, желавший как можно быстрее и дальше убраться от жуткого места, где его могли бы настигнуть Юсуф-бей и его цепной караконджул. Поэтому Корсаков брел. Падал. Полз. Карабкался вверх и скатывался вниз. Он не обращал внимания на севшее солнце. Не слышал горестных криков отца и брата, вернувшихся на площадку у водопада и заставших только Юсуфа и раненого Чижа, которые поведали им трагичную историю нападения твари, которая сорвалась вниз вместе с Владимиром. Не мог знать, что сейчас они необъяснимым образом двигаются друг навстречу другу. Николай и Петр в сопровождении Юсуфа и казаков спускались в пещеру, которую считали логовом караконджула. Владимир оказался в том же лабиринте подгорных тоннелей, но в самой нижней его части – той, что выходила на реку.

Корсакова вело чутье. Жажда к жизни. Надежда однажды вновь увидеть солнечный свет. Не сказать, что путь он выбирал безошибочно. Нет, на его долю выпадали и тупики, и бесплодные блуждания по кругу. Но мало-помалу он взбирался вверх. А вскоре его начади вести голоса – сначала далекие, непонятные, они становились все ближе. Так звучали родные. Так звучал дом. В полубреду Владимир не разбирал слов – а меж тем они были важны. И Корсаков, с отстраненным со – жалением наблюдающий во сне за страданиями самого себя в прошлом, слушал и впитывал каждое.

– Какая ужасающая красота, – прошептал Юсуф-бей.

– Ну да, – мрачно фыркнул Корсаков-старший. – Как говорится, был бы дэв – а храм найдется.

Пещерный мрак разгоняли только факелы, что держали в руках казаки, да фонари Корсаковых и османа, отчего казалось, что опасность грозит из каждой тени. Однако обширный зал хотя бы давал пространство для боя, чего нельзя было сказать о многочисленных извилистых тоннелях.

Однако не темнота пугала казаков, а то, что выхватывал свет фонарей и факелов. Одна из пещерных стен напоминала фасад древнего храма, метров ста в ширину и двадцати – в высоту, над которым многие столетия назад трудились неизвестные зодчие. Даже Николай Васильевич не смог бы сказать, в каком стиле выполнено это сооружение. Классический античный портик соседствовал с элементами, знакомым Корсакову-старшему по описаниям древних месопотамских городов-государств и затерянных в песках Сахары африканских королевств, стертых с лица земли.

– Что это за место? – с благоговейным ужасом спросил Петр.

– Храм, – ответил отец. – Воздвигнутый в честь существ, которым не место в нашем мире.

– Напоминает пещерные церкви Каппадокии, с моей родины, – прошептал Юсуф. – Или монастыри-убежища первых христиан.

– Кто бы ни построил его, христианами они не были, – уверенно заявил Корсаков-старший.

Их фонари лишь частично освещали барельефы, которые украшали стены храма. Тени, пляшущие на изображениях, делали их еще страшнее, но хотя бы милосердно скрывали самое жуткое. Ведь таинственные скульпторы оставили потомкам картины отвратительных кровавых вакханалий, за которыми с небес наблюдали гигантские существа, для описаний которых не хватило бы слов во всех языках мира.

В центре сооружения угадывались очертания замурованной двери – и Владимир, наблюдавший за этой сценой из будущего, ощутил ужас узнавания. Он уже видел это место, или как минимум подобное ему однажды. Как