Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

— Миш, по-моему, он неспроста так рванул.

Соколов кивнул.

— Мы еще на подъездах его узнали. Дрянь еще та. Мы давно за ним охотимся, и на этот раз он не уйдет.

— Он говорил, что у него «крыша» есть.

— Есть. Он на мытищинских работает. Но от этого ничего не меняется — он находится в нашем районе, и мы здесь в своем праве. Никто даже вякнуть не посмеет. Но тебе лихо удалось заманить его — он хитрый, сволочь, дважды у нас из рук уходил. Тебя подвезти до дома?

— Миш, я хотела бы поговорить с тобой.

— Поехали. Ничего, если опять в Сашкиной квартире посидим? Это единственное известное мне место, полностью защищенное от прослушивания.

Таня не возражала. По дороге ее воображение разыгралось с неудержимой силой, она уже видела себя в новом качестве. Вот она — не кто-то, а она! — ловит скрывающегося убийцу Матвеева, вот она пользуется авторитетом даже большим, чем многие ребята в бригаде. А дальше — чем черт не шутит? — она занимает Сашкино место. Думаете, женщина не может справиться с мафией? Ошибаетесь, спорила Таня с неким безликим оппонентом, еще как может, любого мужика за пояс заткнет.

В квартире на первый взгляд все было по-прежнему, только пыль стерта. Но что-то неуловимо изменилось, сразу чувствовалось, что здесь живет не хозяин. Тоска болезненно полоснула по сердцу, но Таня, усилием воли заставила себя не думать об этом. Это личное, это потом, а сначала — дело. Зазвонил телефон, Соколов показал Тане на кресло в гостиной, а сам ушел разговаривать на кухню. И как Таня ни прислушивалась, ей не удалось ничего понять из его отрывочных фраз. Эзопов язык, сленг, жаргон — между собой они, похоже, разговаривать по-русски давно разучились.

Соколов вернулся страшно недовольный, плюхнулся на диван, закурил, кинул сигареты Тане. Прощупывая обстановку, она спросила:

— Витька ушел, что ли?

— Да нет, — поморщился он. — Взяли его. Но все выглядит несколько хуже, чем я предполагал. Мне в голову не приходило, что в нашей среде столько неосторожных людей. Ладно, это мелочи. У тебя что-нибудь новенькое есть?

Вначале Таня хотела выпалить о своем желании поработать с ними, но потом решила начать не с этого:

— Миш, непонятная история: какой-то осел звонит каждую ночь без четверти два и молчит. А вчера, то есть сегодня, назвал меня по имени. И, знаешь, голос у него очень поож на Сашкин.

— Да? Интересно... Очень даже интересно. Это не вписывается в мою схему, — пробормотал Соколов. — Совсем не вписывается. — Откинувшись на спинку дивана, он задумался, потом неожиданно спросил: — А что по этому поводу думают твои предки?

— По-моему, они считают, что я слегка двинулась.

— А звонков они не слышат, что ли?

— Слышат, но... Там еще есть свои затруднения.

— Ясненько... А твои родители не могут положить тебя в больницу? Я имею в виду, в психиатрическую.

— Могут. Один раз мама клала меня туда.

— Об этом кто-нибудь может знать? Что твои родители способны на это?

— Н-ну, в институте... Я вот боюсь, что мама узнает о том, что было в институте, тогда она действительно потащит меня к врачу.

— А что там произошло?

— Я с Васиным поругалась, и меня теперь вся группа сумасшедшей считает. Он долго распалялся, что V мен л

Шизофрения, что у меня бред, поэтому ни одному моему слову верить нельзя...

— Стоп, Таня, кажется, я все понял. — Соколов оживился. — Ну-ка, какие первые признаки острого периода шизофрении?

Таня задумалась, вспоминая, как вела себя мать в обострении.

— Ну, это возбужденное состояние, резкие перемены настроения, плохой сон и аппетит, затем начинаются галлюцинации... — Она замолчала, оборвав себя на полуфразе.

— Тань, все признаки налицо, так? — весело предположил Соколов и тут же развил свою идею: — Смотри сама: ты угнетена, плачешь — вполне естественная реакция на смерть любимого человека. Далее ты помогаешь искать его

убийцу и в связи с этим развиваешь довольно бурную деятельность. Ты плохо спишь, потому что тебе снятся кошмары, что опять же вполне объяснимо — мне они тоже снятся. И на фоне всего этого тебе просто не до еды — этот вывод я делаю, глядя на твое лицо. Ты здорово осунулась и побледнела. Но ты не можешь сказать правду, почему так происходит, поэтому твоим родителям смены твоего настроения кажутся странными, твои высказывания звучат противоречиво. И в довершение некто начинает звонить по ночам и ты слышишь голос Сашки. Представь себе реакцию твоей мамы, если ты ей заявишь, что разговаривала с мертвым человеком! Что она подумает? Естественно — галлюцинация!

— Ты хочешь сказать, что кто-то пытается сделать из меня дуру?

— Не совсем. Кто-то пытается убедить в этом окружающих. Кому-то надо, чтобы с твоим мнением не считались.

— Но зачем?

— Для кого-то ты представляешь серьезную угрозу. Я не исключаю, что от тебя таким способом попросту хотят избавиться. Убивать подозрительно, поэтому тебя решили упрятать в психушку. Возможно, ты знаешь убийцу, способна вычислить его быстрее нас. Возможно даже, что без тебя мы вообще его не найдем. — Он внезапно замолчал, опять потянулся за сигаретами, прищурился. — А ведь, Тань, получается так, что ты действительно его знаешь. И очень хорошо, если судить по тому, что тебя он знает превосходно.

— С чего ты взял, что он меня хорошо знает? — испугалась Таня.

— Это же элементарно! Дело в том, что нормальному рядовому человеку, не имеющему контактов с душевнобольными, в голову не придет интересоваться первыми признаками шизофрении. Он заметит, что что-то не в порядке, только когда начнется явный бред. А этот тип строит свои расчеты именно на первых признаках, отлично понимая, что до настоящего бреда тебя довести не удастся. Этот человек знает, что ты лежала в больнице, и рассчитывает, что необычное поведение с твоей стороны будет расценено окружающими как болезнь. Он уверен, что нехитрой инсценировки будет достаточно, потому что твои родители, опасаясь, что ты будешь болеть, как и мама, спохватятся раньше и положат тебя на лечение.

Таню осенило:

— Слушай, у нас в группе есть такой — Лешка Акимов. Так