Цезарь: Крещение кровью - Владислав Викторович Морозов

Я же тебя хорошо знаю, я понимаю, что если ты отсняла пленку, значит, обязательно распечатаешь. И сжсчь фотографии ты тоже не могла — обязательно оставила что-то на память. — Он улыбнулся. — Понимаешь, ведь о том, что могли существовать еще и отпечатанные снимки, никто, кроме меня, не подозревает, и если узнает, то я окажусь в крайне двусмысленном положении. Я не смогу объяснить, почему я знал, что ты следишь за мной, и не убил тебя.

— Ты действительно хорошо меня знаешь. И ты только из-за этого сорвался сюда?

— А ты как думала? Если бы я этого не сделал, ты через два часа погибла бы.

— Почему?

Он нетерпеливо вздохнул.

— Ладно. Видишь ли, я задумал одно дело и в это время

Узнаю, что кое-кто из моих врагов намерен навсегда избавить мир от моего присутствия. Для того, чтобы выжить и осуществить задуманную авантюру, мне надо было каким - то образом отвлечь внимание от моей персоны. Поэтому я инсценировал собственную смерть — это один из моих любимых розыгрышей. Дальнейший план был таков: от части нежелательных лиц Мишка избавился бы здесь, использовав тебя как приманку, и на этом этапе ты из игры выбывала. Оставлять тебя в поле зрения этих скотов и дальше означало слишком сильно рисковать твоей жизнью. Поэтому Мишка инсценироват бы и твою смерть, и утром ты уже была бы со мной в Воронеже. А через пару недель мы вновь вернулись бы в Москву. Но ты едва не сорвата все. Соль в том, что тебя должны были вывезти даже без верхней одежды, не говоря о вещах. Все твои вещи останутся здесь. Я прекрасно понимаю, что фотографии ты держишь при себе, полагая это наиболее надежным местом, и когда мои ребята будут наводить здесь «порядок» для инсценировки, они неминуемо найдут снимки. Взять их с собой не получится — кто-нибудь обязательно заинтересуется, что ты такое держишь под одеждой. И как только Соколок увидит, что ты прячешь, твоя смерть перестанет быть иллюзией. Понимаешь?

Таня кивнула. До нее только начало доходить, что он не умер, что жизнь не кончена, что мечты не разрушены, что все еще будет очень хорошо... А все, что произошло за последние дни, — всего лишь кошмарный сон, который уже закончился.

— Сашка... — Она всхлипнула, на глаза навернулись слезы. — Ты последний негодяй. Неужели не мог предупредить?

— Мог. Намеренно не предупредил. Иначе ты не смогла бы так достоверно сыграть свою роль, — улыбнулся он.

— Боже мой, ты жив... Я даже боюсь верить.

Он усмехнулся, подошел, сел рядом с ней на кровать, стянул перчатки. Таня закрыла глаза, прижалась щекой к его ладони — теплой, твердой, знакомой до каждой черточки.

— По твоей милости меня все знакомые и родные ненормальной считают.

— Тебя это расстраивает? А я-то всегда думал, что тебя волнует только мое мнение.

— Это, конечно, так...

Как же он умел целоваться! Таня затаила дыхание, на миг забыв о том, что они находятся на даче, что вот-вот начнется разборка...

— Таня, мне пора ехать. Я должен уйти до того, как здесь кто-нибудь появится. И фотографии я заберу с собой.

— И что ты с ними сделаешь?

— Сожгу, естественно. А зачем тебе снимки, если есть оригинал?

Потянувшись, Таня вытащила из-под кровати сумку, достала пакет со снимками, отдала ему. Кинув быстрый взгляд в сторону окна и убедившись, что плотные шторы надежно защищают их от наблюдателей снаружи, Сашка сунул пакет за пазуху.

— Обещай, что больше ты таких глупостей делать не станешь.

— Хорошо, я буду послушной девочкой, — смеясь, ответила Таня.

Он опять склонился к ее лицу, целуя. Его пальцы ласково гладили ее плечи, шею... Вот он коснулся мочки правого уха, потом — левого, осторожно ущипнул. Прикосновения стали более сильными, будто он хотел нащупать кончиками пальцев что-то под кожей. Слегка удивленная Таня открыла глаза... и в ту же секунду все поняла. Она дернулась, но поздно... Сильные пальцы нашли то, что искали — пульсирующую под тонкой кожей сонную артерию, — сомкнулись на горле стальной хваткой...

...Минута, полторы, две... Хватит, наверное. Мозг умирает, если в течение пятнадцати секунд доступ кислорода прекращен. Положил ей руку под левую грудь — сердце перестало стучать. Будем надеяться, что она не придет в себя во время пожара, подумал Саша.

Натянул перчатки, огляделся — ничего не оставил? Впрочем, если какие-то следы и есть, то они самоликвидируются в огне. Поставил камин поближе к кровати, скинул на него ватное одеяло, мгновенно вспыхнувшее. Обошел разгоравшийся на полу костер, вышел на улицу.

В ста метрах от дачи стояла его машина. Метель покрыла ее приличным слоем снега, и со стороны в кабине даже

Не было видно задремавшего в ожидании босса Яковлева. Саша постучал ему по стеклу; вдвоем они быстро счистили снег с поверхности машины.

— Все нормально? — спросил Яковлев, когда они выехали на трассу.

— Да. Валер, сначала меня до больницы довезешь, а то мое алиби лопнет. Если не успеешь до рассвета машину на место поставить, брось ее в любом переулке и забудь про нее.

— Как скажешь.

Машина была угнана, правда, угнана почти понарошку — они позаимствовали ее на ночь и даже собирались поставить на место. Но хлопоты с машиной оказались мелочью по сравнению с беспокойством, которое ему доставила Татьяна всего за пару месяцев. Вот где он убедился, что нет врага хуже дурака. Именно из-за этого он был бессилен предсказать ее дальнейшие шаги; она опрокидывала его планы один за другим. Ему пришлось спешно начать ухаживать за ней, чтобы она не пустила в ход собранный на него компромат, а это сближение было не менее опасным, чем продолжение прежней «политики» по отношению к ней. Ведь за сближением имела возможность наблюдать вся группа, и далеко не все верили, что Матвеев искренне привязан к красивой, но глупой Кудрявцевой. Любой сле-дователь способен заподозрить Матвеева в том, что по каким-то причинам он желал избавиться от подружки, причем все причины буквально лежат на поверхности. Во - первых, очень многие знали, что у него есть Раиса. Во-вторых, от диагноза «шизофрения» никуда не денешься, и Саша менее всего хотел идти на самопожертвование и связывать себя на всю жизнь с больной женщиной. И, в-третьих, он просто не любил ее.

Но из двух зол пришлось выбирать меньшее. Он целый месяц терпел, изнемогая от ее