Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

посуровели. В тот миг Кате показалось: их собеседница борется с желанием заполучить еще денег и другим, гораздо более сильным и скрытым чувством… Инстинктом самосохранения? Ощущением опасности?

– Не мели языком, придурок! – окрысилась она на Карпова. – Еще со вчерашнего не очухался, а уже вновь в «пузырь со слезой» вцепился. Мозги он пропил, не слушайте вы его. Не находила я ничего тогда. Я труп с косой в башке узрела и утекла в момент. Я и менту все честно выложила. Он в протокол записал мои показания.

– Хорошо, ясно, – оборвала ее Катя. – Спасибо вам. За яблоки мы заплатили, но ведро – слишком много, оставьте, еще продадите покупателям. Нам штук десять отберите, пожалуйста.

За калиткой у лавки Улита, сопя, начала выкладывать яблоки.

– С какой радости-корысти копаетесь в делах наших кукуевских? – полюбопытствовала она. – Вы ж туристы по виду. Москвичи.

– Мы знакомые Серафима Елисеева, – пояснила Катя. – Он вырос, возмужал. Хочет доказать свою невиновность малой родине.

– Волчонок? – подал голос из-за забора Карпов. – Ну вы даете! Одно слово… москвичи! Вы с ним аккуратнее. Возмужал, говоришь, отродье цыганское? Ну-ну… Он и вас ночкой темной обоих косой – бац! И секир-башка.

Глава 11

Град кукуев

– Накидали нам баба и ее сожитель много всякого разного, – произнес Гектор, разворачивая внедорожник к пристани. – Факты, слухи, сплетни. Выбирай, налетай… Но! Она ведь и правда что-то нашла тогда у дома ведьмы. Но даже за мзду отказалась нам рассказать. Заметила? Ее прям перекосило от жадности, когда ее Карп заложил… И все равно она промолчала. Нашла важную улику, хранит тайну одиннадцать лет… Или нет? Боится кого-то?

– Немало мы услышали, – согласилась Катя. – Гек, давай оставим Улиту на потом. Без пяти шесть. Симура где нас ждет?

– На городской площади, он мне вчера, прощаясь, скинул название кафе.

– Гек, меня не отпускают слова Карпова про кровь, засохшую на нем, – призналась Катя печально. – Получается, он действительно нам лгал вчера. Кровь свидетельствует только об одном – он находился с отцом во время убийства. А нас уверял, что сбежал от пьяного папаши.

– Свернуть ему щассс шею? Чтобы не огорчал тебя враньем? – хищно предложил Гектор. – Одно твое слово – и нет оборзевшего лгунишки.

– В результате казни мы вообще никогда не откроем тайну дома ведьмы, главную загадку Кукуева, – в тон ему ответила Катя, вздохнув. – А она начинает меня пробирать до костей.

– О! Град Кукуев! Моя прэээ-эээ-лесссть! – Гектор царственным жестом указал вперед, небрежно удерживая руль одним пальцем. – Обитают здесь сплошные ку-ку-кукуйцы и ку-ку-кукуйки. И попрятались они все от нас, москвичей. Блин!

Град Кукуев раскинулся на невысоком косогоре, плавно спускавшемся к пристани на Оке. На противоположном берегу темнел густой лес. Он начинался и сразу за пристанью. Кукуев грибом вырастал из девственных дубрав, рассеченных Окой. У пристани стояла на якоре баржа, груженная песком. На причале громоздились деревянные контейнеры с оконными рамами и дверями.

– Глянул мельком в интернете про кукуевские корни, ценности и достопримечательности, – продолжил Гектор. – Они с былинных времен торговали исключительно лесом. Село располагалось вокруг Кукуевской пристани, а потом купцы-лесопромышленники воздвигли свои конторы и лабазы. Пни, стружки, опилки… Ни кафешантана, ни этуалей. Ценности патриархальные, кондовый Домострой. Кутить со своим самоваром гоняли в Тулу. А интеллигенция Серебряного века принципиально селилась на дачах в соседней Тарусе.

– Улита упомянула пропавшую из Кукуева Ариадну Счастливцеву, – заметила Катя. – Наверняка назвали ее в честь дочери Цветаевой. Ариадна Эфрон тоже маленькую дачу себе построила в Тарусе в память о матери. Но куда могла деться Ариадна Счастливцева?

– Разберемся, – пообещал Гектор и сбросил скорость: они ехали по центральной улице Кукуева. По обочине на трех лапах скакала дворняга с обрывком веревки на шее. Козы паслись на проплешине между заборами.

Град Кукуев показался Кате неприветливым. Сравнения с уютной, пусть и слегка сонной, но милой Тарусой он не выдерживал. Тоже сонный… нет, дремотный… затаившийся за своими заборами. И сумрачный в свете догоравшей над Окой вечерней зари. Фонари вдоль дороги еще не зажглись. Тени царили в Кукуеве. И крадущаяся из окрестных лесов ночная тьма. Вокруг главной площади несколько старинных домишек. Бывшие купеческие конторы, выкрашенные желтой охрой, в которых располагались местные магазинчики. Приземистое здание в стиле сталинского ампира с тремя колоннами и козырьком в виньетках из хлебных колосьев – городская администрация. Крепкие новые частные кирпичные коттеджи на просторных участках за высокими заборами, и вперемешку с ними старинные мрачные лабазы: верх из темного сгнившего дерева и каменный низ. На отшибе – две серые хрущевки и девятиэтажка, каменным зубом смотрящаяся на фоне вросших в землю деревенских изб в три окошка с чердаками-скворечниками и старенькими «Ладами» под навесами.

Шесть вечера – вроде самый час пик. Но главная улица Кукуева совершенно безлюдна. Никто не спешит с работы домой… И машин нет. Лишь на заасфальтированной площадке у продуктового магазина остановился мотоциклист, затянутый в кожу. Снимает мотоциклист свой черный шлем.

Симура… Бродяга Кэнсин прибыл на их встречу. Не опоздал.

Гектор остановил «Гелендваген». Вышел и помог Кате выбраться. Левую руку он вскинул под углом со сжатым кулаком и опущенным вниз большим пальцем. Приветствие байкеров. Не «Виктория» их знаменитая, с поднятыми двумя пальцами, символ мира, а более сложный жест, типа: «Ну, здравствуй. И живи, пока я разрешаю».

Катя, в отличие от мужа, причислить студента мехмата МГУ к классическим байкерам затруднилась. Мало ли у кого мотоциклы сейчас? Симура на приветствие Гектора просто рассеянно помахал им. Гектор крепко взял Катю за руку и… повернулся к Симуре спиной, повел Катю за собой прямиком в продуктовый магазин.

– Гек, а он…

– Плюшки. С корицей твоих любимых наверняка нет, но на ужин выпечкой разживемся. Бубликами кукуйскими. – Гектор с улыбкой подмигнул Кате. – А пацан сейчас сюда подгребет. Пусть побегает за нами, лгун.

В торговом зале воняло квасом. На полу стоял ящик с бутылками, одну из которых из-за неплотно пригнанной пробки «расперло» от тепла. Она исходила белесой пеной. Растекшуюся лужу шваброй собирал в ведро продавец в синей робе. Катя и Гектор прошли мимо морозилки с пельменями на развес к стеллажу с хлебом. Его аромат – душистый, аппетитный – перебивал квасной запах. Катя взяла половинку «ржаного» и четвертушку «деревенского». Гектор искал плюшки на стеллажах, не нашел.

– Сейчас пробью вам покупку. – Продавец, он же кассир, прислонил швабру к морозилке, не закончив уборку.

Катя обратила внимание: продавец возрастом лет за двадцать, темноволосый, крепко сбитый, спортивный, но… изуродован кем-то. На его щеке от глазницы до подбородка большой рваный шрам. Даже нижнее