Искатель, 2002 № 07 - Журнал «Искатель»

— Так вы в курсе происшедшего?

— Я знаю лишь, что вы были на этой улице, — сказал Шерлок Холмс и, видя мою растерянность, добавил: — Уотсон, ей-богу, вам давно следует привыкнуть к моему умению делать выводы. Посмотрите, рант ваших ботинок в грязи. Не смущайтесь, невозможно сохранить туфли чистыми, когда под ногами развороченная мостовая, а слева и справа высятся кучи земли и щебня.

— Но как, как… — едва смог вымолвить я.

— Кенсингтон-роуд? Элементарно! Вам известно, что я досконально изучил почвенный состав земель, на которых раскинулся Лондон, неплохо знаю и его окрестности. Поэтому я сразу понял, что вы побывали в северо-западной части города. Однако я конкретизировал место — Кенсингтон-роуд, — потому что газеты неоднократно сообщали о ведущихся там строительных работах. Я рисковал, поскольку внешний вид грязи бывает обманчив, тут требуется куда более тщательное исследование, однако не ошибся. Вот и все. Ничего сложного.

— Для вас, — буркнул я, усаживаясь в кресло поближе к камину.

— Но не томите же, Уотсон, — наклонился ко мне Шерлок Холмс. — Просветите меня, что побудило вас отложить «Ланцет» (английский медицинский журнал — С. Б.) и покинуть в это ненастье нашу уютную обитель?

Ага, есть все же справедливость! И Холмс не всеведущ! Впрочем, он никогда не утверждал обратного.

— И что, и кто. Лестрейд….

Я отложил рукопись. Ша! Пора и баиньки. Выключил свет и провалился в сон.

* * *

Проснулся я сам. Никто меня не будил. Очевидно, здесь не принято беспокоить постояльцев без веской на то причины (пожар, например) или без специального распоряжения оных. Правда, сегодня я предпочел бы беспардонность какой-нибудь тети Фроси с пылесосом наперевес такту миссис Носдах. Я чувствовал себя совершенно разбитым: переспать — это еще хуже, чем недоспать. Плюс, конечно, перипетии вчерашнего дня: «Шереметьево-2» и «Хитроу» с самолетом между ними, встреча с устроителями конференции, вечер с разговорами и портвейном и… рукопись!

В комнате было довольно прохладно. Не так, как в зимней казарме моей армейской юности, но все же… Я вскочил с кровати, энергично проделал (что для меня совершенно не характерно) несколько псевдогимнастических упражнений и быстро оделся.

Батареи отопления если и дышали, то только могильным холодом. Я удивился, но потом заметил счетчик с прорезью для монеты. Вот они, немые свидетели цивилизованного общества! За все надо платить, особенно за комфорт. Ознакомившись с инструкцией, вычеканенной на корпусе счетчика, и прикинув, во сколько мне обойдется эта самая комфортная жизнь, я обнаружил неожиданный источник денежных поступлений в мое тощее портмоне. Мне есть, куда потратить фунты, выдаваемые казначеем. Что за неслыханная расточительность: выбрасывать валюту в печку, то есть в трубу. Подумаешь, зябко! Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, то бишь не замерзнет.

К вопросу о смерти. Бывало, не только вешали, топили, но и сжигали. Я подошел к камину, памятуя о раскаленных электроспиралях, увиденных вчера в гостиной. В моей комнате их не было. Зато к каждому торфяному брикету была аккуратно прикреплена бирка с названием фирмы и — крупно — ценой. Что ж, вот еще одно «денежное дерево». Экономить так экономить! А без местного колорита мы обойдемся.

Спешить мне было некуда. Открытие конференции завтра. Сегодня я предоставлен самому себе. Так что, пойти прогуляться? Пикадилли, Тауэр, гвардейцы в медвежьих шапках, Трафальгар-сквер… Мечта!

Жизненный опыт давно разъяснил мне, что мечта особенно притягательна, когда между нею и тобой километры, границы, усилия, годы. Когда же до нее рукой подать, последний шаг делаешь с сожалением. Мечта, обратившаяся в реальность, — уже не мечта, нет в ней былого таинственного притяжения.

В данный же момент у меня под носом была самая настоящая тайна. Не сулящая дивидендов, вообще какая-то… игрушечная, но — тайна!

Я сел в кресло перед холодным камином и раскрыл рукопись. Опять сначала? Нет, Холмс уверял, что в рассказе Уотсона есть все необходимое для вывода, значит именно на отчет доктора надо обратить самое пристальное внимание. Все остальное — интродукция, декорации, слова…

Вообще-то на Конан Дойла не очень похоже. Предложения длинные. Композиция рыхлая. И еще эти жалобы Холмса на тупость лондонских преступников, рассуждения о необходимости работы для полноценности своего существования, его манерничанье. Это уже было в других рассказах и повестях, причем короче, талантливее, ярче. А кокаин? Вообще банальность! От него, как колоритной детали повествования, в конце концов отказался и писатель и, естественно, его герой. Помнится, Уотсон приписывал себе эту заслугу: мол, благодаря его увещеваниям…

Я нашел нужное место, закурил и углубился в чтение.

* * *

— Не желание помочь инспектору, но стремление установить истину двигало мной, когда я предложил составить ему компанию и отправиться с ним на Кенсингтон-роуд. Ах, если бы вы были рядом в тот момент! Но я не мог призвать на помощь ваш ум, Холмс. Послать за вами в клуб «Диоген»? У меня было такое намерение, но я отказался от него — вдруг дело окажется до обидного легким? Получится, что я напрасно оторвал вас от содержательной беседы с братом. Знаю за собой грех: я драматизирую любую ситуацию. И хотя в данном случае, казалось бы, ни о каком сгущении красок и речи быть не могло, я напомнил себе, что с обстоятельствами трагедии знаком лишь со слов Лестрейда. Вот если бы я сам…

Я умолк, смутившись.

— Вероятно, — сказал Холмс, — вы полагали также, что, окажись на поверку задача не слишком запутанной, справитесь с ней самостоятельно.

Прямота моего друга, не терпящего околичностей, задела меня, но право побежденного — высоко держать голову, поэтому я с достоинством произнес:

— Я переоценил свои силы. Но стремление к истине не может порицаться.

— У меня и в мыслях такого не было! — заверил меня Холмс.

Я помолчал, давая почувствовать весомость моего признания, и лишь после этого заговорил снова:

— Инспектор с иронией отнесся к моему предложению, но возражать не стал. Мы вышли на улицу. Лестрейд поднес к губам свисток. Две пронзительные трели улетели в туман, устилавший Бейкер-стрит.

«Я приказал кэбмену обождать. Он где-то здесь».

Инспектор неопределенно повел рукой, потом снова дважды подул в свисток. Послышался стук копыт, и из тумана выплыл хэнсом. Мы забрались в него. В крыше над нашими головами распахнулось окошечко, и хриплый голос спросил:

«Куда изволите, джентльмены?»

«Кенсинггон-роуд», — отрывисто бросил Лестрейд.

Окошечко закрылось. Щелкнул длинный кнут, и хэнсом покатил по брусчатке.

Экипаж качало на неровностях мостовой, и я, помнится, подумал, что в обычном четырехколеснике трясло бы куда меньше. Но Лестрейд неизменно отдает предпочтение двухколесному хэнсому. Возможно, как и многие, он чувствует себя