Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

им фотографии голого Крейга, которые нашла у себя в телефоне. На меня буквально накинулись. Очень необычные ощущения, совершенно незнакомые, и, честно говоря, я здорово повеселилась. Даже немного жаль, что у меня нет пениса. В смысле, своего собственного.

Тем временем чужих пенисов у меня на диване собралось целых четыре. Эдди О’Коннел – несостоявшийся профессиональный футболист, ныне помощник адвоката и, как он утверждает, дальний родственник Рахима Стерлинга [738]. Говорит на пяти языках. Включая английский – чего не скажешь о Гари.

Гари я нравлюсь, и это печально, потому что лицо у него похоже на яичницу. Он бросает всякие намеки типа: «Рианнон, классное платье» и (когда мы смотрели «Пилу-3») «Ты такая смелая – не знаю, как ты можешь смотреть такое и не морщиться». Да, я на удивление хладнокровна, когда кто-нибудь другой у меня на глазах испытывает боль. Нет, ну ведь это не со мной происходит, правильно? С чего мне-то морщиться? Но все равно спасибо, что заметил, ты, возомнивший о себе невесть что ушлепок из Содома с членом как у мышонка. Еще говорит, что я смешная, «девушки редко такими бывают». А я говорю, что Гари – мудак, «парни нередко такими бывают». На окне его автоприцепа – наклейка: «ПЕЧЕНЕК НА НОЧЬ В МАШИНЕ НЕ ОСТАВЛЯЕМ». Эту шутку я даже комментировать не буду, пускай висит в воздухе. Еще бы и самого Гари рядом подвесить – совсем было бы хорошо.

Найджел Ярдли похож на большой ком пластилина, к которому сверху прилеплен еще один, маленький. Мне достаточно бывает взглянуть на его живот в форме мяча для пляжного волейбола, и на следующий вечер я к своим шоколадным драже не притрагиваюсь. У него своя ремонтная фирма и собственный фургон с надписью «NYPD. ГРУППА БЫСТРОГО РЕАГИРОВАНИЯ» [739]. Кому, интересно, нужно быстрое реагирование, когда речь идет о ремонте? «Помогите! Кто-нибудь! Скорее! У меня обои отклеились и плинтус изогнулся!» И я уж молчу о том, что он говорит «гиброизоляция».

– Роооооаааааааррррррггггххххх!!!!!!!!!! – раздался радостный рев из Диванного Края, когда какой-то нападающий в полете забил мяч головой, отчего Дзынь соскочила с моих колен и стала лаять так, что ей чуть голову не оторвало. Парни заржали на весь дом.

Я проверила на новостных каналах, нет ли свежей информации о Дэниеле Уэллсе и его мутной кончине. Свидетелей нет, пропавший член не объявлялся, и третьего человека, которого они допросили, тоже пришлось отпустить без предъявления обвинений. Похоже, полиция в растерянности. Бедняжки.

– Рооооаааарррргггххх!!!!!!!!

– Козлина, твою мать, не защита, а дыра!

– Да он играет как баба!

– Дайте уже, блин, судье собаку-поводыря, там же был явный офсайд, ну!

Возможно, я уже упоминала, что не люблю громких звуков. Ни громких звуков, ни бурного футбольного энтузиазма, ни фейерверков. Или когда кто-нибудь роняет тарелку. У меня от этого нервы под кожей просто плавятся. Когда стало ясно, что больше их диванных разглагольствований я не вынесу, я надела мартинсы Крейга и объявила, что ухожу на долгую прогулку с Дзынь. К этому моменту все они уже неслабо надрались, и, думаю, Крейг меня даже не слышал.

На улице было тихо. Рядом с мусорными баками я встретила миссис Уиттэкер, она проталкивала черные мешки с раздельным мусором в правильные отверстия. Мы обменялись короткими приветствиями и чем-то вроде «А тепло сегодня, правда?», и она в кои-то веки ничего не попыталась у меня стянуть.

В 21:43, когда мы дошли до светофора у супермаркета, я проверила телефон. Казалось, повсюду мир и покой. Прошло полчаса – и ничего, ни одной живой души.

Но тут мой поплавок дернулся: кто-то меня преследовал. Я достала пакет для какашек, нагнулась подобрать с травы подношение Дзынь и задержалась в таком положении, настороженно прислушиваясь. В том, что это был он, а не она, я не сомневалась. Он остановился у автобусной остановки, закурил. Среднего роста, но плотный – за двести фунтов. Возможно, не самый пустяковый случай. Я запихнула пакетик в урну и, едва дыша, двинулась дальше.

Он тоже тронулся с места, с зажженной сигаретой в руке. На нем была черная вязаная шапочка, и воротник пальто он поднял, прикрыв шею, как будто на дворе мороз, хотя это было не так. Я, в одних спортивных штанах и худи, и то вся взмокла. У меня мелькнула мысль, что, может, он вовсе меня и не преследует и просто у меня чувство самосохранения слишком обострилось, но подозрения мои подтвердились, когда я перешла через дорогу в сторону парка. Там было темное такое местечко, в тени деревьев. Велосипедная дорожка. И никого – ни курильщиков в беседке, ни скейтеров. Только одна я – иду и едва дышу от предвкушения.

Я чувствовала: это вот-вот случится. Тело покрылось мурашками, и легкие едва справлялись с воздухом – я была вся одно сплошное ожидание. Я выронила поводок Дзынь, и она пошла обнюхивать фонарный столб.

И вот наконец это произошло: он наскочил на меня сзади, одной мощной рукой схватил за подбородок, другой обхватил за талию. Дзынь как по команде принялась лаять.

– Не ори, а то я убью твою собаку.

– Хорошо, – отозвалась я. – Пожалуйста, отпустите меня.

Он потащил меня назад – к кустам. Дзынь тявкала и рычала, насколько хватало сил, но он не обращал на нее никакого внимания. Сердце у меня неслось во весь опор, разгоняя по телу адреналин и возбуждая. Трусы уже можно было выжимать.

Он говорил с акцентом.

– Не дергайся. Пусть это случится, и тогда с тобой ничего не будет.

Дзынь рычала и цеплялась своими крошечными зубками за его штанины. Это тоже шло мне на пользу. Я была здорово разогрета ощущением того, что он хочет со мной сделать, – так и чувствовала его огромные грубые руки на своей груди, у меня подгибались колени, но я понимала, что должна твердо стоять на ногах. Дзынь опять зарычала и тявкнула, и я догадалась, что́ он сейчас сделает, но отреагировала лишь после того, как он это сделал.

Он пнул ее. Пнул мою собаку.

Это был, скорее, пинок из разряда «отвали, ты мне мешаешь», чем такой, которым хотят по-настоящему причинить боль. Но Дзынь завопила и с писком покатилась в высокую траву. Этого вполне хватило, чтобы разбудить во мне чудовище.

Я выдернула из кармана худи обойные ножницы и воткнула их глубоко ему в горло – раз, другой, третий, по самую рукоять. Кинетическая энергия моего сексуального возбуждения вылилась в чистую концентрированную ярость. Кровь хлестала и плевалась мне в лицо теплыми шлепками. Он захлебывался, снова и снова пытался глотнуть, потом отшатнулся от меня, вытаращил глаза и постепенно разжал ослабевшие руки. Я выдернула ножницы, и кровь полилась вниз по его шее и дальше – в черноту пальто. Моя рука была вся в этой крови. Ножницы – тоже. Я отступила и дала ему проковылять несколько шагов – и упасть на дорожку. Мне хотелось на него взобраться. Хотелось обхватить его ногами, пока он лежит и умирает, положить его умирающие руки себе на грудь, чтобы он держал меня, прижимал к себе, но я знала, что больше нельзя к нему приближаться. На нем не должно остаться ничего, что наведет на мой след.

Дзынь пыталась вскарабкаться по моей ноге, чтобы я взяла ее на ручки. Я подняла ее, и она начала отчаянно лизать меня в лицо, при этом ее колотила такая дрожь, что я едва ее не выронила. По-прежнему еле дыша и не сводя с него глаз, я дала Дзынь облизнуть свою руку. Мы стояли над ним и наблюдали, как он булькает и с мучительной болью