Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

все и отправлюсь домой, и тут вижу: Карман Номер Один, то самое место, где дорога резко сворачивает, рядом с Коппертон-лейн. Я чуть не проехала мимо и тут краем глаза заметила какую-то вспышку – лимонно-желтую. Шарфик. Женский шарфик, на шее у бабенки, которую заталкивают в кузов темно-синего грузового фургона. Номерной знак: WD64 что-то там, что-то там… Кажется, BTY? Ну что ж, посмотрим, подумала я.

И тут спохватилась: не, ну вот же дерьмо. Ведь это нападение предназначалось мне. Мне и в голову не приходило, что я застану их с кем-то еще. Чертова баба забрала себе мои лавры! В общем, я припарковалась на грязной проселочной дороге ярдах в двухстах от них, сгребла все, что было на переднем сиденье, и побежала обратно к карману, в котором был припаркован фургон: с выключенным двигателем – ни огней, ни звука. Только это все-таки он, тот самый фургон, – и на второй половине номера у него в самом деле буквы BTY.

И я знаю, что они – там, внутри.

И знаю, что она – тоже там.

Крадучись обхожу фургон кругом – и понятия не имею, что делать. Действую вслепую, а я такое терпеть не могу, но понятно, что второго шанса не будет, поэтому приходится идти ко дну с тем, что есть в наличии. И вот я достаю из рюкзака два самых больших ножа, натягиваю на лицо шарф и стою позади грузовика: жду и собираюсь с духом, чтобы постучать.

И тут – плямм! – в голове рождается блестящая мысль, и я убираю ножи. К этому моменту насильников уже слышно: они там внутри чем-то громыхают. Спорят. Только вот от бабенки что-то ни звука – интересно, не заткнули ли ей рот кляпом.

Тут громыхание прекращается, и до меня доносится, как один из них спрашивает: «Ты ничего не слышал?»

В общем, сердце у меня колотится как сумасшедшее, пот катится градом, дышу еле-еле, вся вот эта херня, и тут в голове мелькает, что вообще-то надо гнать обратно к машине и звонить в полицию, но мысль быстро улетучивается, к тому же я вся на взводе, так что ничего не поделаешь, пусть все идет как идет.

Вытаскиваю из рюкзака альпинистскую веревку Джулии, продеваю ее через ручку двери и обхожу с ней вокруг фургона – обматываю в два оборота, со стороны может показаться, что это у меня такой танец вокруг долбаного майского столба, и завязываю. Суперпрочно. Теперь они у меня в ловушке, все трое. Насильники и насилуемая.

– Че за херня? – раздается изнутри, на этот раз голос другой, погромче первого. Баба вопит, очень похоже на Джулию. То есть она все-таки без кляпа. Вот тут-то я замечаю открытое водительское окно и ключ в замке зажигания. Забираюсь в кабину, поворачиваю ключ и выезжаю из кармана раньше, чем вменяемая половина мозга спохватится и успеет заорать: «КАКОГО ХЕРА ТЫ ТВОРИШЬ?»

Нет, серьезно, что это было? Я до сих пор не знаю. Я в тот момент не имела ни малейшего представления о том, куда еду и как закончится этот вечер. Единственное, что я отчетливо понимала, это то, что в кузове у меня три человека и я их куда-то везу в темноте. Куда – я не знала, и зачем – тоже. Знала только, что надо хоть что-нибудь делать.

И да, оглядываясь на это теперь, на рассвете, я понимаю, что ехать-то мне следовало прямиком в полицейский участок. Следовало позвонить в полицию, повести себя как нормальный человек и выйти из этой истории настоящим героем. Реальной, мать вашу, Женщиной Долбаного Века.

Но эта мысль мне как-то в голову не пришла. Потому что нормального мозга у меня нет, вы что, до сих пор этого НЕ ПОНЯЛИ? Я думаю не так, как нормальные люди. Я думаю, как я. Поэтому фургон я пригнала к единственному месту, которое в этот момент – момент мрака и отчаяния – пришло мне в голову: к карьеру.

Бабенка опять орет – судя по голосу, она не очень молодая. И довольно шикарная. Я вдавливаю ногу в педаль газа, слышу, как что-то ударяется о стену фургона. Видимо, кто-то у них там завалился.

Другой орет:

– Да они, на хрен, фургон угоняют!

А баба все вопит. Я прибавляю газу.

Один на нее прикрикивает:

– Заткнись, сука!

Кстати, распространенная реплика у насильников. Думаю, он дает ей по морде, потому что опять слышится удар о стену. У него акцент – лондонский, с южного берега. Или с северного, никак не могу запомнить. В общем, похоже на Рэя Уинстона [769].

Второй акцент я не могу опознать – шотландский, что ли? Может, из Глазго? Похоже на того типа, с которым Крейг спорит, когда смотрит спортивные трансляции по Скай-ТВ.

Настроение у меня – полный восторг! Окно открыто, ночная прохлада пробирает до костей, и я двигаюсь в сторону неровных проселочных дорог, ориентируясь на указатели «Каменоломня Чипчейз». Дороги становятся все уже и круче, к тому же я не ощущаю габаритов фургона, ведь моя машинка, по сравнению с этой, совсем маленькая. Я ломаю живую изгородь, с плеском врезаюсь в огромные грязные лужи, по всем четырем колесным аркам колотится гравий. Я из своего путешествия секрета не делаю: просто еду.

Въезжаю на ту же стоянку, где парковалась, когда убила Джулию. Подъезжаю к самому краю большого карьера, останавливаю фургон, выключаю фары и хватаю с пассажирского сиденья рюкзак. Поразительно, что они до сих пор не обнесли это место забором – при таком-то количестве трупов, которые мы с папой туда набросали.

Стаскиваю с лица шарф, перерезаю веревку и колочу в заднюю дверь.

– Выпустите ее.

Это звучит так по-бабьи, что просто ужас. Одна из немногих вещей, которые мне не нравятся в том, чтобы быть женщиной, это невозможность по мере надобности включать убедительный мужской тон. У меня получается как у ведущей детской передачи, которая говорит за великана в «Джеке и Бобовом зернышке».

Внутри опять удары и крики шепотом.

– Я вооружена, – говорю. – Выпустите ее. – Пытаюсь усилить это дополнительной угрозой. – У вас пять секунд. Один… два…

Щелкает замок. Один из них медленно открывает дверь. Внутри горит свет, тоненький тусклый луч в углу. На полу матрас. Бабенка съежившись сидит в глубине фургона, в уголочке, под маленьким огнетушителем, прикрепленным к стене. У нее кудрявые каштановые волосы и огромные глаза. Вокруг матраса разложены розовые бархатные подушечки. Журналы. Лубрикант со вкусом клубники. С потолка свисают петли-рукояти. Настоящий мобильный секс-притон. На одном из мужиков балаклава. Другого я вижу отчетливо: он черный и в красных перчатках. Это он открыл дверь. И одной рукой ее придерживает.

Замечает два ножа у меня в руках и чуть отстраняется.

– Выпустите ее, – повторяю я.

Ни один из мужиков не делает ни шага. Я замечаю голую полоску кожи над рукой в красной перчатке, по-прежнему держащейся за ручку двери. Сильно и быстро рубаю по этой полоске ножом. Фонтаном хлещет кровь.

– Ааааааааа, гребаный в рот!!! – орет он, хватаясь за рассеченное запястье второй рукой в красной перчатке.

Я указываю на него ножом и повторяю:

– Выпусти женщину.

Парень в Балаклаве смеется – РЕАЛЬНО СМЕЕТСЯ, – хватает бабу за руку, она подвывает, он подталкивает ее к выходу и выпихивает из грузовика. Она обрушивается бесформенной кучей на гравий и тут же поспешно отползает в кусты, на голове – комок перепутанных каштановых проводов, трусы – на одной лодыжке, желтый шарфик тащится по земле.

Я опять сосредотачиваюсь на мужиках.

– Закрывайте дверь.

Парень в Балаклаве снова смеется. Он думает, я дочь этой женщины – кто нас разберет? – явилась ее спасать. Говорит, что меня он тоже