Губернское зарево - Евгений Евгеньевич Сухов

– Нет, конечно, но сон у меня стариковский, а стало быть, чуткий. Вот и услышал я, как калитка скрипнула. Уж сколь раз говорил я дворнику нашему Ефимке: смажь, мол, калитку, скрипит больно и спать мешает, с позволения сказать. Так нет, гнорирует он меня, стервец. Молодые, так они ноне стариков не слушают…

– Игнорирует? – переспросил Воловцов.

– Ну да, гнорирует. Не слушает, то есть не внимает, – пояснил старик, несколько удивленный, что человек из Москвы, и при этом в чинах, не знает такого простого слова, как «гнорирует»…

– Понял, – сказал Иван Федорович. – И вы, стало быть, услышав скрип калитки, встали с постели и прильнули к окошку?

– Не прильнул, – даже немного обиделся на такое слово отставной унтер. – Это бабы к окнам льнут. А я – глянул…

– И увидели фигуру, – продолжил за старика Песков.

– Увидел, – подтвердил тот. – Прошла она к черному входу и из виду скрылась.

– А чья фигура? – спросил Иван Федорович. – Мужская или женская?

– А вот этого я не знаю. Все же ночь была, с позволения сказать…

– А в котором часу вы видели фигуру? – поинтересовался Виталий Викторович.

– В четверть первого или около того, – ответил Корноухов и добавил с нотками оправдания в голосе: – Да я бы ее, фигуру эту, признал бы, если б хоть раз днем увидел…

– То есть вы хотите сказать, что фигура эта принадлежала человеку, который в вашем доме до этого ни разу не был?

– Так точно, не бывал, – произнес старик, довольный, что сообщил важную вещь.

– Может, это девица какая-нибудь была. Которая, с позволения сказать, к дворнику Ефимке на ночные свидания ходит, – шутливо проговорил Воловцов и через несколько мгновений замер, пораженный, поскольку отставной унтер на его шутейные слова ответил вполне серьезно:

– Не, господин хороший. Девицу, что к Ефимке ходит, я бы признал, поскольку дважды засветло ее видел, то есть не в ночное время суток, с позволения сказать. А ту фигуру, что видел прошлой ночью, я не видел еще никогда…

– И все же подумайте, кому могла принадлежать фигура, что прошла двором к черному ходу дома прошлой ночью, женщине или мужчине? – задал вопрос Песков и замолчал, не сводя взгляда со старика.

Корноухов задумался. Молчал и Воловцов, который переваривал информацию о том, что у полудурка Ефимки имеется девица, которая иногда приходит к нему в его каморку. Зачем она к нему приходит? Надо полагать, вопрос излишен. Словом, ай да дворник, ай да сукин сын!

– Нет, господин хороший, – старик вытер капельку пота на лбу (вот до чего доводит себя человек, когда ему приходится много думать и усиленно вспоминать), – не могу вам на это ничего ответить, с позволения сказать. Все же ночь была, темень кромешная…

– Тогда последний вопрос. – Песков метнул взгляд на Воловцова, и тот согласно кивнул, что означало: да, мол, у старика мы вызнали все, что можно, есть резон закругляться с допросом. – Эта фигура, которую вы видели прошлой ночью… Она вышла обратно или нет?

– Не могу знать, – ответил отставной унтер. – Я малость посидел у окна и спать пошел. Кажется, слышал, как опять скрипнула калитка. Но я уже дремал, подниматься не хотелось, посему не ведаю, вышел ли это кто или еще кто-нибудь зашел. Да я вообще не уверен, с позволения сказать, скрипела ли калитка второй раз или мне просто показалось с дремы…

– Что ж, – произнес Иван Федорович. – Вы нам очень помогли, Кирьян Петрович, и открыли весьма интересные обстоятельства, о которых мы и не предполагали…

– Рад стараться, – весьма довольный собой, кивнул унтер и, понизив голос, добавил: – Может, пропустим по маленькой, с позволения сказать?

– Не могу, – ответил Песков. – Я на службе.

– А вы? – обратился к Воловцову старик. – Вы же в отпуске?

– Благодарствуйте, Кирьян Петрович, – поднялся со своего места Иван Федорович. – Я, конечно, вроде бы и в отпуске, но со вчерашнего дня, так уж получилось, частично исправляю обязанности судебного следователя. А сии обязанности накладывают на меня непреложное и неукоснительное пребывание в здравом уме и, с позволения сказать, в твердой памяти. Вот закончим это дело, тогда и выпьем с вами, как с самым ценным свидетелем…

– Так что, выходит, Марью Степановну-то убили? – уже в спину следователям спросил отставной унтер.

– Тому нет никаких доказательств, Кирьян Петрович, – обернулся к нему Воловцов. – Авось эта ваша фигура что-нибудь прояснит…

– Ну, дай-то бог! – Проводив взглядом следователей, Корноухов полез в погреб, где у него хранилась баночка соленых огурчиков. Ибо лучшей закуски для померанцевой водочки попросту не сыщешь…

Две другие квартиры, сдающиеся внаем, располагались в правом крыле дома. В этом крыле тоже имелся небольшой коридорчик, и ближней к лестнице, ведущей на второй этаж, была квартира дворянки Перелесковой.

Не открывала она долго. Песков отбил уже себе все костяшки пальцев, когда Апполинария Карловна Перелескова изволили открыть. В ней Иван Федорович узнал ту самую женщину с колючими глазами, которая вчера утром едва не затеяла драку с молодкой. Жила она на пенсион, который получала как вдова, потерявшая кормильца, была обозлена на весь белый свет, поэтому следователей в лице Воловцова и Пескова встретила крайне неприветливо.

– Ну, чего стучитесь? – открыла она щелочку в двери и пробуравила своими колючими глазками сначала франтоватого Пескова, а потом Воловцова. На Ивана Федоровича она смотрела дольше. Верно, плисовые штаны, картуз и накинутый поверх рубахи навыпуск деревенский зипун внушали ей отвращение, поскольку смотрела она на Воловцова с презрительной гримасой.

– Судебный следователь Песков, – счел правильным сначала представиться, а затем уж ответить на вопрос «чего стучитесь» титулярный советник. – А это, – указал он на Ивана Федоровича, – судебный следователь по наиважнейшим делам Департамента уголовных дел Московской Судебной палаты господин Воловцов. Нам надо задать вам, сударыня, несколько вопросов…

– По какому поводу? – не на дюйм не открыла шире дверь Перелескова.

– По поводу кончины владелицы дома, Марьи Степановны Кокошиной, – ответил Песков.

– Я ничего не знаю, – колюче стрельнула по ним глазами Апполинария Карловна и предприняла попытку закрыть дверь, но вовремя просунутый носок опойкового сапога Ивана Федоровича не позволил ей это сделать.

– Что такое! – возмутилась дворянка Перелескова. – Это вторжение в частное жилище!

– Во-первых, жилище частное, да, – произнес Воловцов, который уже начинал злиться. – Только не ваше. Вы его арендуете, и вашей собственностью оно не является. Органы власти, которые представляет господин Песков, имеют полное право войти в такое жилище с целью проверки санитарного состояния, например. Или соблюдения регистрации и сверки этих данных с документами арендатора, то бишь вашими, госпожа Перелескова. Во-вторых, – Иван Федорович еще более нахмурился, – отказ от дачи свидетельских показаний, равно как