Кабул – Нью-Йорк - Виталий Леонидович Волков

он успел распознать. Того, который схватил его за бороду, Одноглазый озадачил. Он выломал мизинец и щипком пережал цыплячий кадык. Бойцу было лет пятнадцать. Второй охнул от неожиданности. Его затылок едва доставал Одноглазому до плеча. Он ударил ботинком в пах, потом по лицу. Вышло сильно, но отчего-то безрезультатно. Скин вспомнил детский фильм-сказку про костистого Кощея Бессмертного. Он бросился головой вперед с намерением сбить старика с ног, завалить, только Джудда хладнокровно перехватил его за скулу и затылок и вертанул, как будто это был винтовой засов на сейфовой двери. Сквозь стук колес слышно было, как что-то хрустнуло.

Но скрыться афганец не успел. Бросив добивать узбеков, вся свора бросилась на него. Джудда еще смог сопротивляться, пока они не сбили его с ног навалом. И тогда они принялись его убивать.

Старика забили бы и выкинули из поезда, если бы не «металлическая» девица. Прервав личную жизнь, она рванула стоп-кран. Вагон дернуло, тех, кто стоял на ногах, повалило. Лампы погасли на миг, а потом заморгали испуганно.

— Ну ты крута, мать! Вот теперь заколбасит! — поощрил ее тонкогубый и вскочил. В его руке появился кастет, и рука эта заработала с уверенной силой. Второй «металлист» отстал, но когда взялся за дело, то так уверенно, что скинхеды, из тех, кто еще мог бежать, ретировались в тамбур и там организовали оборону. Потом прибежала милиция с автоматами и пистолетами, всех арестовала, положила на пол и уже метелила сама. Досталось даже «металлической» девице.

— Ать ей по придаткам. Добавь, Сиротин! — поощрил сержанта капитан. Если уже не по кругу, то хоть так, у милиции свои радости. Парням надавали покрепче. Под раздачу попали и скинхеды, и украинцы, и тот из узбеков, который еще шевелился. (Бдительный пенсионер, не упустивший Джудду, в ходе экстренного торможения так стукнулся о сиденье, что после возвращения в сознание уже не помнил о своем героическом советском прошлом.) Что касается самого Джудды, то его вместе с узбеками сгрузили прямо к полотну, дожидаться «скорой помощи». Узбеков медики отвезли в Косино, всех, кроме одного. Тот, что с ножом, не дождался и умер. Вместе с ним остался и Джудда, который просто не вместился в микроавтобус. Медбратья гуманно рассудили, что спасать стоит тех, кто помоложе, а для старика и трупа вызвали вторую карету. Но когда та прибыла на место, то врачи обнаружили только одно тело. Джудды там не было.

Афганцу в его невезении повезло. Нестарая еще простая женщина подобрала его и приютила в жилище. Она и ее старшая сестра принялись сами лечить Одноглазого и молились за него ежедневно. Через три недели он вышел из кризиса, а еще через два месяца пошел на поправку. Перед тем как вернуться в обжитой Жуковский, где остались важные ему вещи, он спросил у спасительницы, почему она решила забрать его домой, а не отправить в больницу, и получил ответ, который нисколько не обидел, а, напротив, воодушевил его: на том самом месте погибла ее собака, а значит, такой знак Божий! И отходила его женщина собачьим жиром.

В Жуковском на его месте уже проживал другой постоялец, но вещи хозяйка сохранила в аккуратном коробе. Больше того, нового жильца она сразу отправила к какой-то дальней родственнице, а Одноглазого вернула к себе и при всякой возможности к разговору принималась рассказывать, как уже решила, что умер ее господин, как не верила, что просто ушел из квартиры, и как надеялась, что вернется. Не к добру в большой город, говорила же, не к добру… Но, несмотря на ее причитания, к сентябрю Джудда уже опять начал выезжать в столицу. Только теперь ему требовались для таких дальних вояжей сильные очки и клюка.

* * *

Дни, нанизанные на боль и жар, не привели Джудду в отчаянье, и даже не прочертили царапины досады на отполированной поверхности его души. Они просто целиком выпали из его жизни, отданной замыслу и плану, в какую-то другую, хотя тоже его, жизнь. Трагедия в электричке планов Джудды не нарушила. Объявления в газетах говорили ему тайным языком: группа Черного Саата пережила в Германии и зиму, и лето. Значит, как полагал Одноглазый, его враг Миронов ждет его возвращения. Главная жизнь всегда устроена так, что в ней предопределены события, и только в путях к ним оставляет Аллах свободу человеку.

Газеты многое рассказали внимательному читателю, коим был Джудда. В Государственной библиотеке имени Ленина обращали внимание на высокого старика, который часы проводил за изучением газет из числа таких, которые нормальные люди в начале XXI века и в руки не возьмут.

— Динозавриус Рекс Либрарис, — прозвали его служительницы, сами уже не первой молодости. Впрочем, одна из них, что-то в старике особенное приметив, вспомнила о необычных гостях столицы из знаменитого романа Булгакова.

А Динозавриус, щурясь единственным глазом, прилаживая на носу очки, то дальше, то ближе к тексту, вытаскивал из колонок объявлений ниточку, упущенную им было из-за подмосковных подонков.

И колонки рассказали не только о том, что его младший брат Саат приближается к осуществлению замысла, но и о многом другом. Уже давно, в скандале вокруг швейцарского журналиста Гайста он распознал руку вездесущую полковника Миронова, а уж догадаться, кто скрывается под псевдонимом Гайст, для Одноглазого, помнившего и про швейцарца Картье, и про Уту Гайст, и про роль Логинова в этой истории, было делом пустяковым.

Все связывалось с туркменским следом, на существование которого в некоем грандиозном террористическом замысле напирал журналист Вернер Гайст, тем паче, что и убийца Картье остался, насколько помнил Джудда, в зиндане ашхабадского КГБ. Джудда обрадовался и тому, что помимо его старых уже знакомых никто не тянул за ниточку его замысла, и тому, что Миронов все-таки в очень верном направлении повел свою разведку, свою игру, а, значит, врага Джудда определил единственно верного. Не близкого опасайся врага, а умного! Но больше всего вдохновение особого свойства Джудде придавали обычные статьи и новостные заметки о событиях в Афганистане и Ираке. Все так, как они замышляли с Зией Ханом Назари! Чем ходить за тигром, жди, когда он придет к тебе. Только по Ираку не саднило сердце, а боль за свою землю еще не покинула его, хотя умом знал он уже и повелевал духу, что вся земля — его земля, раз вся она — земля Аллаха.

В ночь перед тем, как идти на Миронова, Одноглазый Джудда стоял у открытого окна и глядел на свою страну в отраженном свете неба.

— Простудитесь, — предостерегла хозяйка, но ушла, не дождавшись