Портрет - Сюзан Обри

ту пору, конечно, еще мамзель, никак не могла утешиться, – продолжал он. – Закрылась у себя в спаленке и неделями там сидела, никого видеть не хотела. До ее замужества они с мамзелью Изабель ни на шаг не отходили друг от друга. Неразлучницы были, вот как.

Клеманс оценила глубокие чувства, связывавшие обеих сестер. Ей представлялось малоправдоподобным, чтобы Жанна сама могла вырезать лицо своей близняшки. Но кто же тогда это сделал? И по какой причине? Зачем доктор Левассёр прятал фотографию в своем ежедневнике? Ей поневоле пришло в голову предположение о плохо закончившемся любовном треугольнике.

– Умереть столь юной. Как это печально, – заметила она.

Мсье Ахилл вынул из кармана платок и промокнул глаза.

– Вы бы их полюбили. Их любили все, – добавил он, а у самого от нахлынувших чувств перехватило горло.

– А вам известно, где похоронена мадемуазель Изабель? Мне хотелось бы поклониться ее могиле.

Если этот вопрос хоть сколько-нибудь и удивил мсье Ахилла, он и виду не подал.

– Мамзель Изабель похоронена на кладбище Нотр-Дам-де-Неж, – объяснил он.

– Где оно, это кладбище?

– На горе Мон-Руаяль.

– Не окажете ли вы мне любезность отвезти меня туда?

Он колебался, явно смущенный.

– Если нет – что ж, я найду другие способы и доберусь без вас, – поддала она пара.

– И речи не может быть, чтобы я отпустил девицу гулять одну в городе.

От возбужденного предчувствия по всему ее телу пробежала дрожь. Она поняла, что приблизилась к разгадке.

XXI

Солнце было в зените, когда машина въехала в центральные ворота, увенчанные сводом из кованого железа, на котором красовались золотые буквы: «Кладбище Нотр-Дам-де-Неж». Мсье Ахилл припарковался возле дома из серого камня с крышей из оранжевой черепицы, вылез из авто и помог выйти Клеманс.

– Подожду вас здесь.

Гувернантка приметила старичка в линялом пиджаке и такой же фуражке – он подметал аллею перед домом, дымя зажатой в зубах трубкой.

– Простите, мсье…

Старик внимательно посмотрел на молодую женщину крошечными серыми глазками, почти незаметными из-под кустистых бровей.

– Я хотела бы узнать, где участок семьи Валькур.

– Бюро закрыто, – ответил он голосом, просевшим от злоупотребления табаком.

– Это важно, – она умоляла его. – Я уверена, что вы можете помочь мне.

– Я всего лишь консьерж. Приходите снова в понедельник.

Клеманс пришло на память, что у кюре Грондена имелась толстая книга, куда записывались имена всех умерших с упоминанием их захоронения на том кладбище, что рядом с домом священника.

– Уж наверное у вас есть список надгробий, я могла бы в нем поискать.

Служитель озадаченно уставился на нее.

– Книга, в которой указаны семейные участки кладбища, – поправилась она.

– Ах, это! Так бы сразу и сказали. Этим заведует мсье Фернан. Он здесь работает с понедельника по пятницу.

– Пожалуйста, впустите меня. Я смогу найти все, что ищу, без помощи мсье Фернана.

Старичок заколебался. Пользуясь моментом, Клеманс порылась в сумочке, висевшей на руке, достала оттуда несколько мелких монет – она взяла их с собой на мелкие расходы – и протянула консьержу. Тот схватил их и тут же опустил в карман пиджака.

* * *

Клеманс прошла в темную комнату, где оштукатуренный и побеленный потолок поддерживали черневшие балки; сквозь узкие оконца сочился лучик света. В воздухе стоял влажный и затхлый запах.

Консьерж провел молодую женщину к стойке из дубового дерева, на которой возвышался толстенный гроссбух.

– Внимательнее – следите, чтоб страницы не рассыпались, – счел он за лучшее предупредить ее, – а не то мсье Фернан задаст мне перцу.

И ушел, оставив после себя застарелый табачный душок. Клеманс, обрадованная тем, что ей удалось уговорить бдительного консьержа, устроилась за стойкой и открыла гроссбух в толстом кожаном переплете. Ее тут же ошеломило количество записей – имена, номера аллей и цифры. Да здесь бы и кошка собственных котят не нашла… Потом она принялась рассуждать. Должен быть какой-то метод, по которому сюда записывали всех вновь поступающих. В алфавитном порядке? Нет, решила она. Невозможно предсказать ничью смерть. Из этого она сделала вывод, что искать следует только по датам смерти или погребения. Что тут же и проверила по первым страницам толстенной книги.

Отыскав записи 1913 года, гувернантка пролистала гроссбух, пока не нашла августовские пометки. Тут фигурировало несколько десятков зарегистрированных смертей. Она не видела никакого упоминания о смерти Изабель Валькур. Могло ли быть, что ее просто забыли записать? Она продолжила искать за две первые недели сентября: ничего. Заинтригованная, она полезла в апрельские записи 1914 года и с легкостью обнаружила имена Людивины и Эжена Валькуров, рядом были указаны дата смерти – 22 апреля – и дата похорон – 25 апреля. Она мысленно отметила букву, указывающую аллею захоронения, и номер участка.

Когда Клеманс наконец вышла наружу, солнечный свет так ослепил ее, что пришлось заслонять лицо рукой. Служащий по-прежнему подметал, иногда с подозрением поглядывая в сторону мсье Ахилла, а тот нервно расхаживал взад-вперед у авто. Она подошла к шоферу.

– В гроссбухе кладбища нет имени Изабель Валькур. Может ли быть так, что ее похоронили на другом кладбище?

Мсье Ахилл был возмущен.

– Семья Валькур боготворила свою дочурку. У них не могло быть никаких причин хоронить ее где-то еще, а не на фамильном участке.

Для очистки совести Клеманс решила взглянуть на надгробие. Она спросила у консьержа:

– Вы знаете, где аллея Б, участок 221?

Он ухмыльнулся, обнажив почерневшие от табака зубы. Было очевидно, что несколько грошей, данных ему молодой женщиной, сделали его поуслужливей.

– Идите по центральной дорожке, потом, как дойдете до часовни, сворачивайте налево, а там уж не ошибетесь.

Клеманс пошла в указанном направлении. Ее поражало количество стел – они казались белыми и серыми пятнами, уходившими прямо в бесконечность.

Пройдя минут десять, Клеманс увидела ту часовню, о которой упоминал консьерж. Она осмотрелась и увидела панно с указанием нескольких маршрутов, среди которых была и аллея Б 1–650; она пошла по этой тропинке. Налетел свежий ветер, вихрем неся опавшие листья. Где-то вдали каркал ворон. Молодая женщина рассмотрела каждую стелу: семья Моне, здесь погребен Луи Боннье, семья Женест, Лефрамбуаз, Гренье, Лафарж… Все эти люди любили, основывали семьи, работали. А теперь покоились под землей в окружении деревьев, словно наблюдавших за ними подобно благосклонным часовым.

Пройдя уже половину тропинки, Клеманс осознала, что участок 250 остался позади. Она повернула обратно. Хотя могилы шли в убывающем порядке, ей не удавалось отыскать участок семьи Валькур, и она догадалась, что он не с обочины аллеи, а внутри периметра огороженного пространства. Она перешагнула через плиту из почтения к покоившимся под ней останкам, и примяла ногой влажные травы, растущие среди надгробий, отдельные