Портрет - Сюзан Обри

– Он ее отравил, – прошептала Мари, явно охваченная ужасом.

Клеманс вспомнила о доверительных признаниях мсье Ахилла, о «спасите меня» мадам Левассёр, но пока еще отказывалась поверить в столь отвратительное предположение.

– Вы ведь сами упоминали о том, что мадам Левассёр была тяжело больна и нуждалась в уходе, – возразила она. – Мадам Августа сказала мне, что она страдала шумами в сердце.

– Да, правда. Она не отличалась крепким здоровьем, но ведь я видела доктора, я своими глазами видела, как он заставил жену выпить ту жидкость в стакане.

– Возможно, он просто подносил ей воды или какое-нибудь лекарство.

Мари Ланжевен настойчиво затрясла головой.

– Этого не может быть. Раз она умерла в тот же самый вечер. Он хотел избавиться от нее.

В ее словах прозвучала откровенная злоба, и это не укрылось от Клеманс.

– Да с чего бы ему…

– У него была любовница.

Обвинения столь гнусного Клеманс никак не могла ожидать. Она уж было встала, чтобы уйти, но Мари удержала ее.

– Верьте мне, – убежденно сказала она. – Как-то раз я застала его в коридоре, он говорил по телефону. Доктор Левассёр разговаривал с некоей Леонтиной. Он называл ее «дорогая».

– Это должно было сильно взволновать мсье Тристана…

– Доктор Левассёр запретил ему даже поклониться останкам своей матери.

На следующий день после кончины жены он без предупреждения отослал меня, я даже не могла попрощаться с Тристаном. Он понял, что я подозреваю его в отравлении супруги.

– Вы заявили на него в полицию?

Мари Ланжевен бросила на нее разочарованный взгляд.

– Вы всерьез считаете, что полиция поверила бы простой служащей? Слово известного врача против слова скромной гувернантки?

– Вы были свидетельницей…

– Я видела, как он заставил жену выпить какую-то жидкость. У меня нет никаких доказательств, что это был яд.

Клеманс размышляла. В словах этой женщины была правда; она не имела ни единой улики. Оставался еще один важный вопрос.

– Почему вы трижды посреди ночи приходили к дому Левассёров?

– У меня холодело все внутри от тревоги за бедного мальчика, – призналась Мари. – Он так одинок, словно отец старается отгородить его от всего остального мира. Я боюсь, он задумал недоброе – то же самое, что сотворил с женой…

– Задумал недоброе? – повторила Клеманс, не поверив своим ушам.

– Я и так уже сказала слишком много, – Мари тяжело вздохнула. – Будьте осторожны. Хорошенько присматривайте за Тристаном.

Бывшая гувернантка поднялась и быстро удалилась, не оборачиваясь. Клеманс провожала ее взглядом до тех пор, пока та не исчезла за поворотом.

XVIII

Клеманс еще несколько минут посидела на скамейке, стараясь вновь обрести хладнокровие. Кто она – эта Леонтина, ради которой ее наниматель мог бы пойти на риск и отравить супругу? Зачем доктору Левассёру причинять зло собственному сыну? Может быть, Мари Ланжевен просто все это придумала, чтобы придать себе весу или из обычной мстительности, ведь ее уволили. Может быть, она не вполне в здравом уме… И все-таки доводы бывшей гувернантки казались ей разумными. Если она сказала правду – значит, жизнь Тристана в опасности.

* * *

Подходя к дому, Клеманс увидела припаркованный в аллее «бьюик» доктора Левассёра. Мсье Ахилл укладывал в багажник два чемодана. Он с улыбкой кивнул ей.

– Доброго денечка, мамзель Дешан.

– Вы отправляетесь в путешествие?

– Повезу мсье Шарля на вокзал. Он примет участие в конгрессе медиков в Оттаве в конце недели.

Тем временем открылась входная дверь. Доктор Левассёр, с подчеркнуто деловым видом, в дорожном пальто, шляпе и перчатках, направился к машине. Клеманс вся застыла, увидев его. Да разве могло быть, чтобы этот человек, такой приличный буржуа, оказался отравителем? Признания Мари Ланжевен вдруг показались ей абсурдными. Краешками губ врач изобразил улыбку в знак приветствия гувернантке и устроился на пассажирском месте.

Дверь хлопнула. Мотор заурчал, авто сперва тронулось, а потом выехало на улицу.

Клеманс посмотрела вверх, на башенку. Два слуховых окошка, белевшие в солнечном свете, походили на глаза слепца.

* * *

Клеманс ознакомилась с текстом, который ученик сочинил, пока ее не было. И снова была очарована тонкой чувствительностью подростка, живостью его ума. Особенно удалось ему описание Филеаса Фогга – оно отчасти напомнило ей доктора Левассёра.

На первый взгляд персонаж Филеаса Фогга скорее отталкивающий и жесткий. Его повседневная жизнь расписана как по нотам, он не выносит никаких изменений в этой бытовой рутине и не проявляет никакого сострадания к окружающим. Например, он выгоняет лакея только за то, что тот принес ему воду для бритья не той температуры. Но по ходу приключений Фогг становится человечнее и учится тому, как важна солидарность.

– Блестяще, мсье Тристан. Я и сама не написала бы лучше.

На его лице засияла улыбка. Клеманс едва удержалась, чтоб не обнять его. Как не полюбить этого мальчика? Он такой смелый, так умеет держать удар, а ведь сколько испытаний пережил. Наверное, у детей больше способностей переносить самые худшие несчастья, нежели у взрослых. А разве она не переживала после смерти родителей? Чтение – вот что помогло ей создать свой особый внутренний мир, куда не мог добраться никто. Несомненно, приступы лунатизма у ее ученика играли роль безопасного убежища, способа окружить себя ширмой со всех сторон, чтобы защититься. Защититься от собственного отца. От одной этой мысли все заледенело у нее внутри.

XIX

Ближе к вечеру, после занятий по географии, Клеманс вышла из зала для уроков и прошла по коридору, который вел к кабинету доктора Левассёра; дверь в него была полуоткрыта. В замке торчал ключ. Гувернантка с бьющимся сердцем застыла на пороге и тут заметила мадам Августу – та на коленях, поставив рядом ведро, энергично натирала пол тряпкой, пропитанной мастикой. При каждом движении прислуги звякала связка ключей, привязанных к ее поясу. Тут у молодой женщины созрел план. Это рискованно, однако не было иного способа найти улику, хотя бы самую косвенную, чтобы подкрепить обвинения бывшей гувернантки. Она тихонечко вытащила ключ и изучила его: золоченый, на бородке четыре зубца, самый крайний длиннее остальных. Вставила ключ обратно в замок и удалилась на цыпочках.

* * *

Мадам Августа, отнеся поесть Тристану, поставила на стол две полные до краев миски рагу из свиных ножек. За ужином Клеманс рассеянно внимала охам и ахам кухарки, упрекавшей ее в том, что она не ест, а клюет как птичка:

– Если хотите когда-нибудь выйти замуж, вам надо хоть чуть-чуть нарастить мяса на ваши косточки.

Когда она встала, собираясь уйти, служанка снова загремела ключами.

* * *

Мадам Августа всегда рано ложилась –