Безмолвные лица - Дмитрий Владимирович Ковальски

тонкими, как ветви старого дерева, обтянутые кожей. На руках она носила черные перчатки, скрывающие эти хрупкие ладони. Волосы ее, серебряные от времени, были заплетены в тугие косы и собраны в аккуратный пучок на голове, придавая строгий, но величественный вид.

Несмотря на возраст, осанка была непривычно ровной, как у человека аристократичного положения, не поддающегося тяжести лет. Покрытые инеем глаза выглядели почти мертвыми и лишенными жизни, из-за чего женщина плохо видела. Но это не мешало ей ходить наравне со зрячими. Слух компенсировал зрение. Она слышала этот мир иначе, чем другие. Каждый шорох листьев, легкое дыхание ветра и даже вибрации земли под ногами были для нее настоящей музыкой, и она ориентировалась в пространстве так, словно была в окружении оркестра из звуков природы.

Стоило ей оказаться у ворот, как те растворились впервые за долгое время. До сих пор все визиты происходили исключительно через вход для прислуги. Никто точно не знал, что происходило в замке. Говорят, что старуха лечила детей Густава. Поила их отварами, пела странные песни, писала на их телах таинственные руны и без конца говорила с кем-то, кого видели только ее глаза.

Спустя неделю ворота открыли для всех больных, коих в то время в городе насчитывалось около сотни. Их разместили вместе с детьми семьи Форсберг.

Со временем болезнь прекратила нападки на новых жителей. Но среди тех, кого настигла холера, спасти никого не удалось, кроме единственного младшего наследника семьи. Мальчик выжил.

Трудно сказать, что за чудо его спасло. Была ли тому причиной ведьма, либо иные силы помогли ему. Остальных же болезнь не пощадила. Тем временем господин Форсберг, переживший слишком много боли и страданий, медленно терял рассудок. Он начал видеть в колдунье не спасительницу, а угрозу, убежденный, что она собирается выкрасть его единственного выжившего сына.

Мрак его разума нашептывал ему ужасные вещи. В безумном отчаянии поздней ночью он собрал своих верных слуг и отправился на болота. Там, в густом тумане и сырой земле, они окружили старуху и без малейшей тени сомнения сожгли на костре.

Когда огонь поглотил тело, господин Форсберг развеял ее пепел по болотам, как будто надеясь, что таким образом сможет изгнать темное влияние навсегда.

Той ночью Гримсвик простился с погибшими. Темный небосвод окрасился алым от пламени, охватившего замок. В отчаянной попытке выжечь хворь, которую здание впитало за долгие дни смерти и страданий, его предали огню. Жители верили, что только очищающий огонь сможет вернуть городу спокойствие. Вместе с замком в пламени сгорели и все его тайны, а мертвые, что еще недавно находились в его стенах, наконец обрели покой. Огонь захватил замок полностью, словно сам ад разверз свои врата под фундаментом.

Наутро остались лишь пепел да камни. А сам господин Форсберг исчез вместе со своим единственным наследником.

3

– Такова история этих мест, господин Морган, – сказал Ивар, явно чувствующий страх при воспоминании этой истории. – Тогда я еще не появился на свет, но историю эту передают из уст в уста. Господин Берг не даст соврать, его отец хорошо помнил те времена.

– Не время предаваться воспоминаниям, – отрезал судья. – Мы близко.

Путники остановились на подступах к заболоченной местности. Их встретил запах разложения и еле слышимый гул ночных насекомых, разбуженных дневным потеплением. Из земли торчали гнилые, покрытые мхом и травой коряги. Местами выступала вода. Черная и непрозрачная, отражающая только тени скрюченных ветвей. Кое-где виднелись островки травянистой земли, будто неустойчивые плоты, готовые поглотить любого, кто решит пройти по ним. Деревья, растущие на болотах, склонились к земле, их корни впились в сырую водянистую почву. Отовсюду веяло мертвечиной и распадом.

– Немало бестолковых путников сгинуло в этих местах, – серьезно заявил судья Берг.

Гуннар, что-то прохрипев, кивнул.

Темная каменная тропа вилась меж болот. Огибая гнилые корни деревьев, она скрывалась во мраке.

Неподалеку стоял невысокий домик из сруба. Как объяснил Ивар, сделали его лесники для заплутавших путников. В четырех стенах уместилась небольшая каменная печь, казанок, полка с сухими травами, жестяной чайник с мятыми жестяными кружками. Вдоль стен любезно разложили солому, чтобы было где отдохнуть.

– Предлагаю сделать привал, прежде чем идти дальше, – сказал Олаф Берг.

Усталости Август не чувствовал, но подумал, что лучше лишний раз с судьей не припираться.

Они разместились возле печи, и Гуннар развел огонь. Путники подставили холодные ладони, позволив пламени нежно обогреть их.

– Я слышал, господин Торсон посвятил вас в легенду наших лесов? – спросил Олаф, смотря на горящие поленья.

– Простите, если это был секрет, о котором мне не стоит знать, – ответил Август.

– Ничего, это лишь сказка, – усмехнулся Олаф.

– Я рассказал только то, что услышал от родителей. Ни слова лишнего не выдумал, – уязвленно заявил Ивар.

– И я тоже, – осадил его Олаф, – только ни о какой ведьме, похищающей детей, я не знаю. Как и Гуннар, наверное.

Тот сидел с пустыми глазами. Лицо не выражало никаких эмоций. Его ноги дрожали в напряженном ожидании. Августу не требовалось ворошить обрывки памяти, чтобы понять, что человек утопает в омуте самобичевания. Остатки личности доктора взывали к долгу и разжигали внутри желание помочь человеку. Но как же это сделать?

– Почему тогда никто не ходит в замок? – вдруг дерзко спросил Ивар.

– Потому что там покоятся останки больных холерой, – парировал Олаф.

– Вот поэтому я и считаю, что это отличное место, чтобы спрятать похищенных детей.

Последнюю фразу судья Берг проигнорировал. Он порылся в сумке и достал две небольшие фляжки. Одну протянул Гуннару, вторую открыл сам.

– Что это? – спросил Ивар.

– Госпожа Берг любезно снарядила наш поход порцией отличного хереса. Он отличный противник осенней стуже. Так что угощайтесь. – Олаф сделал несколько глотков и протянул фляжку Ивару.

Гуннар наполнил жестяной стакан, сперва вычистив из него пальцем дохлых мух, и передал напиток Августу. Ивар взял кружку, внимательно изучил ее под светом огня и решил отпить из горла.

Август поднес горлышко к носу. В нос ударил сладковатый запах. Пахло скисшей ягодой и спиртом. Судя по всему, напиток не из дорогих. В пути ноги продрогли и никак не могли согреться, но он решил не пить. Где-то внутри сознания дремало существо, названное Гримом, и алкоголь мог пробудить его. К тому же неизвестно, как себя поведет он сам, будучи пьяным. Да и любителем выпивки Август Морган себя не помнил.

– Дешевое пойло. – Ивар вернул фляжку и вытер ладонью влажные губы. – Но все равно, передавайте госпоже Берг мои благодарности.

Остатки хереса Олаф вылил в костер. Огоньки брызнули, зашипели и с удовольствием поглотили то, что не допили путники.

Общих тем