Метод чекиста - Валерий Георгиевич Шарапов

И он опять принялся за свое любимое дело — болтовню, постепенно переходя к конкретике. Мол, как хорошо найти родню в Москве. Теперь вот есть у кого остановиться. А то и пожить. Вообще, столица есть столица, так что со временем и перебраться сюда бы неплохо. Чем черт не шутит. Ведь не на пустое место. Родня здесь.

Они пробрались через заброшенные железнодорожные пути. Вот и присмотренное место.

— Осторожно здесь, не споткнись, — предупредил Дольщик.

— Да вижу! — все же споткнувшись, нервно и зло воскликнул родственник, будто приоткрыв свою истинную недоброжелательную суть, до того прикрытую фальшивой улыбочкой.

Левой рукой Дольщик поддержал его за локоть.

А правой коротко и мощно, как учили, двинул кастетом.

Дядя Серафим рухнул как подкошенный. Второго удара не понадобится.

Место это Дольщик приглядел давно. Он вообще всегда приглядывал подобные места, и это его нередко выручало.

Чтобы отодвинуть люк канализации и затолкать туда тело, не понадобилось много сил… Теперь задвинуть люк… Готово!

Ну все, теперь о беспокойном родственничке, решившем закрепиться в столице, можно забыть. Его тело утонуло в зловонной жиже, и вряд ли в этом веке его там найдут.

Дольщик сунул кастет в карман. Настроение его резко поднялось. И легкой походкой он направился в сторону своего дома. На сегодня и правда хватит забот и треволнений. Отдохнуть. Отоспаться. Встретить новый день с благодарностью, что еще живой.

Но родственничек. Это ж надо!

Дольщик пропел под нос:

— На хрена родня такая, лучше буду сиротой.

И счастливо улыбнулся…

Глава 17

Неслась из репродукторов задорная и оптимистичная весенняя песня.

Утро красит нежным светом

Стены древнего Кремля,

Просыпается с рассветом

Вся Советская земля.

В Москве немало мест, где царят радость и оптимизм, особенно в хорошую погоду. И где трудящиеся отдыхают душой, телом и глазами. Центральный парк культуры и отдыха имени Горького относился именно к таким. Да и очень теплая для конца апреля погода радовала. Солнце светило. Ветер мягко обдувал, а не сносил с ног, как еще неделю назад. В общем, красота. Да еще воскресенье — выходной день.

Посетивший СССР в тридцатые годы знаменитый фантаст Герберт Уэллс был так впечатлен атмосферой этого места, что назвал его фабрикой счастливых людей. И это имело под собой все основания.

Москвичи чинно прогуливались по аллеям парка — семьями, парами, в одиночку, празднично приодевшиеся. Тут же кучковалась шантрапа в шарфиках и в кепочках — куда же без них. Они обычно толпятся в клубах, около киношек и в парках. Но им здесь разгуляться не дают строгие служители порядка. Парк плотно перекрыт милицией. По свистку к месту беспорядка со всех концов тут же сбегутся постовые.

А вон коренные обитатели парка. На постаментах гордо возвышаются белые скульптуры спортсменов — дискоболы, теннисисты. Кажется, что они живут своей жизнью, у них свое общество и к людям они относятся свысока, как античные полубоги.

Чудесный ухоженный парк, где ежегодно высаживаются сотни деревьев, разбиваются клумбы. Трудно представить, что на этих аллеях и площадях когда-то царила самая большая московская свалка.

В самом парке и примыкающем к нему старинном саду, а также на набережной Москвы-реки можно было найти массу развлечений на любой вкус. Стучали шары в бильярдной на пятнадцать столов. Стучали по доскам в интеллектуальном азарте фигуры в шахматном клубе. Щелкали шарики, отправляемые в путь ракетками для пинг-понга.

На большой аллее я задержался минут на десять. Там под ажиотаж и смех проходило соревнование по прыжкам в мешках, и собралось на него народу, как на хороший матч по футболу.

Ладно, отправимся дальше. Туда, откуда доносился восторженный и испуганный девчачий визг — там взлетают, казалось, желая вырваться и унестись в небесную синь, лодочки. Крутится «колесо смеха», раскидывая центробежной силой посетителей и пытаясь скинуть их с себя на разложенные вокруг маты.

Где-то внизу по Москве-реке сновали просыпающиеся после зимней спячки байдарки и парусники — проходили какие-то соревнования или тренировки перед соревнованиям. Кафе-мороженое было забито посетителями. Народ рвался к точкам общепита. Да, торговцы сделают сегодня ударный план.

У меня заслуженный выходной. Я тоже имею право на свою долю радости на фабрике счастья. И решил отдохнуть на всю катушку. Так сказать — для себя, без жены и детей. Вновь самому стать ребенком. Прокатиться на карусели и пострелять в тире.

Вон совсем непроходимая толпа. Она стремится в павильон с вывеской «Автомотогонки по вертикальной стене». Там разгоняющиеся мотоциклы ездят по стенам и по потолку. Интересно, конечно, но не прорвешься.

Передо мной возник тир, стойка с ружьями с переламывающимися стволами. Загоняешь пульку. Стреляешь. Получаешь приз — какую-нибудь игрушку. Всего-то надо вышибить ползущих вдоль противоположной стенки жестяных уточек и прочих зверушек.

— Сколько стоит? — спросил я смотрителя тира — прожженного однорукого мужичонку, инвалида войны, скорее всего.

— Да не дороже денег, — усмехнулся он.

Действительно, не так чтобы дорого, но при этом не дешево! Но гулял я на всю катушку, так что только и успевал доставать купюры из портмоне, туго забитого зарплатой аж за два месяца.

Интересно, как ушла Анна, я почти перестал тратить деньги, не считая, конечно, алименты и подарки ребенку. Получается, что мне одному почти ничего и не надо.

— Горсточку отсыпь. — Я обменял у смотрителя тира купюру на горсть пулек.

И начал стрелять. Уверен был, что мне, мастеру стрельбы из всех видов оружия, получить приз труда не составит.

Ага, если бы! То ли ружья духовые кривые, тот ли навыки для них требуются иные, чем при огнестреле, но мазал я нещадно, вызывая радостный сочувствующий хохот толпящейся тут же пацанвы. Особенно заливался невысокий, в блатной кепке и с хитрым взглядом молодчик лет так четырнадцати-пятнадцати.

— Дядя в армии не служил. Дядя на продуктовом складе воевал! — хихикал он, вызывая дружный хохот других ребят.

Я только развел руками. И отсыпал ближайшему пацану оставшиеся пульки:

— Постреляй. Чего-то для меня это слишком просто.

— Спасибо, дядя, не подведу! — обрадовался он.

Очередь за мороженым. Ну так что, я сегодня впадаю в детство. Поэтому выстаиваю в очереди. Лезу за портмоне.

— А поменьше денег нет? — недовольно буркнула мороженщица.

Я только развел руками. И получил сдачу из мятых бумажек и тяжелых медяков. Портмоне возвращается в боковой карман моего солидного пиджака.

Эх, чего мне обычно не хватает в жизни — это беззаботности. Если положить руку на сердце — нет ее и сейчас, как я ни пыжусь