Искатель, 2004 №1 - Айзек Азимов

сигарным дымом и музыкой, пробивающейся сквозь деревья. Если бы это были не «Битлз», к которым я отношусь терпимо, а что-нибудь другое, я бы наверняка забрался в автомобиль и отправился на поиски более укромного уголка, а так даже получал удовольствие.

Потом музыка смолкла, и почти сразу за этим я услышал характерный треск. Эксперты, обнаружив пакетик с порошком в кармане доходяги-наркомана, только что зарезавшего родную тетушку и забрызганного ее кровью, вынуждены писать в протоколе о «кристаллах белого цвета» и «бурых пятнах, похожих на кровь». В моем случае следовало бы написать: «Треск, напоминающий выстрел».

Я прикинул, стоит ли. мне вмешиваться (наверное, не стоит), но все же поднялся и пошел по тропинке туда, где, как я знал, находился домик, в котором отдыхали от трудов праведных смотрители национального парка.

Перед крытым веселой красной черепицей домиком было людно. Кто-то рыдал, кого-то трясло… Внизу, у самого берега, был разложен костер, рядом с которым лицом вверх лежал юноша с дыркой в голове.

— Полицию вызвали? — спросил я мужчину, застывшего у костровища.

Он повернулся, и я узнал Уилфреда Дженкинса.

— Я сам — полиция. А толку?

Дженкинс был растерян, потому и говорил по-простому, не заботясь о своем реноме.

— Мертв? — задал я следующий вопрос.

— Да, — сказал полицейский и встрепенулся: — А кто вы, собственно, такой?

— Гарри Балдмэн, детектив из Локвуда.

— Я вас не знаю.

— Частные сыщики не по вашему ведомству.

— Что вы тут делаете?

— То же, вероятно, что и вы. Отдыхаю. Хотя правильнее употребить прошедшее время.

Полицейский согласно кивнул:

— Какой уж теперь отдых…

— Что здесь произошло?

— Разве вы не видите? Убийство.

— Я вижу убитого. А кто убийца?

— По-видимому, моя дочь.

— Вы уверены?

— Она его ненавидела. Я не в курсе деталей, но она говорила, что готова убить его, раздавить, как мерзкое насекомое! Но я не придал этому значения: в молодости мы все максималисты, переживаем из-за пустяков, разбрасываемся словами. — Полицейский внезапно схватил меня за руку и зашептал: — Послушайте, Балдмэн. Проведите расследование! Здесь! Сейчас! Немедленно! Я наделяю вас всеми необходимыми полномочиями. Потому что я не верю, что Ненси…

Он готов был заплакать. А я не люблю, когда мужчины плачут. Меня это смущает. Поэтому, носком ботинка выковыряв из золы почерневший кусок черепицы и откинув его в сторону, я сказал со вздохом:

— О’кей, я попробую. Тогда начнем с вас.

Сбиваясь и по-школярски старательно вспоминая детали, Дженкинс рассказал, что здесь, на берегу озера, они решили устроить небольшой пикник. «Они» — это несколько семей-соседей с Тиссовой аллеи. Выехали всем составом — с детьми и собаками.

— У всех нас взрослые дети, — говорил полицейский. — И все они учатся в университете Локвуда. Понимаете?

— Конечно. Собаки бывают большими и маленькими, злыми и не очень, а дети — студентами.

— Вы шутите, — сказал Дженкинс. — Рядом с покойником. Как вам не стыдно!

— Больше не буду, — легко повинился я. Не объяснять же демократу-назначенцу, что на своем веку я перевидал столько мертвецов, что отношение у меня к ним несколько иное, чем у других граждан. Быть детективом и не стать циником очень трудно, почти невозможно.

— Вот вы сказали — злые… — продолжил полицейский.

— Это я о сучках, о кобельках.

— А я о детях! Нет, они не злые, но они ни в грош не ставят моральные принципы нашего поколения. Мы сами ходили в битниках, протестовали против войны в Корее, но сейчас творится просто бог знает что. Ладно, они живут отдельно, они насмешничают и слушают эту ужасную музыку. Но при этом исправно клянчат у нас деньги! И чем больше попрошайничают, тем сильнее их желание всегда и во всем действовать поперек и вопреки.

— Это смотря, что вы требуете взамен материальной помощи.

— Ничего особенного мы не требуем. Ни покорности, ни послушания. Мы хотим самой малости — оставаться семьей. Ведь мы, американцы, всегда гордились крепостью семейных уз. В этом сила нашей великой страны!

— Но иногда вы опускаетесь до шантажа, — отметил я. — Потому что только так вы смогли выманить детишек из студенческого кампуса и привезти сюда, на природу.

— Я бы не назвал это шантажом, хотя по сути вы правы. Но мы тоже кое в чем уступили, например, чтобы они пригласили с собой друзей. Этот мертвый юноша — один из них. Его зовут Курт Габер, он из Миннеаполиса. Он ехал в моей машине… — Полицейский поежился. — Мы остановились вон там, на взгорке, у домика лесничих. Затеяли барбекю. Молодежь побежала купаться. Потом мы увидели дым костра. Оказалось, дети решили и здесь быть наособицу. Утащили на берег часть провизии, включили музыку на полную громкость и затеяли свои кривляния, которые почему-то называются танцами. Мы не стали им препятствовать. Кому нужен скандал? Выяснение отношений? Взаимные оскорбления? Мы были довольны уже тем, что они все-таки поехали с нами. Потом мы услышали выстрелы. Я побежал сюда и… вот.

— Мне нужно поговорить с молодежью, — сказал я.

— Да, конечно, — Уилфред Дженкинс понурился и побрел к домику парковых смотрителей.

Первым из юной поросли, с кем я побеседовал, был Брет Смит, высокий блондин с прической «жуком». Не исключено, записи «Битлз» принадлежали именно ему.

— Я ничего не видел, — с места в карьер заявил он. — Мы были с ним у костра, жарили сосиски. Потом я ушел купаться, а Курт остался. Я только-только окунулся, как прозвучали выстрелы. Когда прибежал, все уже было кончено. Курт лежал у костра, из его головы текла кровь…

— У него были враги?

— Сколько угодно!

Мои брови вопрошающе поползли вверх. Учитывая обстоятельства, это было смелое заявление.

— О мертвых не принято говорить плохо, но это все равно станет вам известно — не от меня, так от других. Курт ни к чему не относился серьезно. В его иронии было много злости. Он развлекался, делая гадости. Мне кажется, только от этого он и получал удовольствие. Но ему все прощалось, потому что он был незаурядной личностью. И всегда искренне раскаивался.

— Что не мешало ему вновь пускаться во все тяжкие, — подхватил я. — Среди присутствующих есть пострадавшие от его шуток?

— Почти все. Я — не исключение.

— А если подробнее?

Блондин сжал губы.

— Расскажите, — посоветовал я. — Вы правильно сказали: мы все равно узнаем, так что уж лучше сами…

Смит коротко взглянул на меня и заговорил после паузы:

— Курт подговорил своего знакомого актера позвонить Ненси, моей девушке, представившись антрепренером бродвейского театра. Якобы он увидел ее в студенческом спектакле, совершенно очарован ее талантом и потому хочет предложить ей роль в комедии Шекспира «Двенадцатая ночь». Разумеется, Ненси