Искатель, 2004 №1 - Айзек Азимов

Что примечательно, пары явно не подозревали о существовании друг друга. Говорило это о многом. Например, возможен был такой расклад: двое намерены всеми силами защищать синьора Тафарелли, тогда как другая пара хочет его убить. Или: Миротворца хотят прикончить и те и другие. Или: все четверо жизнь готовы положить, лишь бы с головы Лучано Тафарелли не упал ни один волос. Правда, в последнее не очень верилось.

— Ваш билет?

Проводник протянул руку, я протянул свою — с билетом.

— Прошу вас.

Я поднялся в вагон. Его планировка облегчала мою задачу. Как таковых купе в вагоне не было. Были отсеки, разделенные перегородками, в которых стекла было больше, чем дерева и пластика вместе взятых. Двери представляли собой железную раму на колесиках, в которую также было вставлено толстое стекло. Я почувствовал себя в аквариуме.

— Словно в аквариуме, — сказал мой сосед, мужчина в клетчатой фланелевой рубашке и остроносых сапогах с узорами и медными заклепками.

— Я подумал о том же.

С соседями нужно поддерживать добрые отношения, если ближайшие восемнадцать часов вам все равно никуда друг от друга не деться.

— Вы до Локвуда? — уточнил я.

— Да.

— Надеюсь, не соскучимся. Пожалуй, я сяду здесь, у двери.

— Сквозняка не боитесь?

— Обожаю сквозняки!

На самом деле отсюда, от двери, мне был виден и профиль Тафарелли в двух отсеках впереди, и затылки двух «топтунов», занявших следующий отсек. Я оглянулся и… оказался лицом к лицу с другой парой. Я отвел глаза и помахал рукой разносчику напитков.

— Что угодно?

— Кока-колу.

— Мне тоже, — сказал мой сосед, любовно полируя громадную медную пряжку ремня.

Народ уходил в вагон-ресторан, возвращался, а мы торчали в своих отсеках. Я не трогался с места, потому что следил за Тафарелли. «Топтуны» — по той же причине. Мой сосед — потому что с прилежностью голливудского костюмера корпел над своей псевдоковбойской амуницией.

— Буду участвовать в родео, — объяснил он, заметив мой удивленный взгляд. — Бывали когда-нибудь?

— Нет.

— Напрасно. Между прочим, в Локвуде его проводят каждый год и на широкую ногу.

— Про карнавалы слышал, а про родео… Но вообще-то я в Локвуде недавно, — признался я, подумав, как же это приятно — говорить чистую правду. — Перебрался с Востока. Занимаюсь строительством. В Локвуде сейчас много строят. На всех хватает.

— Рад за вас. Ну так что, придете на родео?

— Как получится. Сами-то вы откуда?

— Из Техаса. А в этих краях я тоже еще не бывал, тем более не хочется ударить в грязь лицом. В буквальном смысле в том числе.

Я рассмеялся:

— У нас, строителей, те же заботы.

К вечеру я изнемог. Папка с отчетом какой-то строительной фирмы, которую для конспирации вручил мне Балдмэн, казалась неподъемной. В висках стучало. Мышцы затекли. Я встал и прошелся по коридору вагона. Синьор Тафарелли почивал. «Топтуны» бодрствовали.

Такой же променад я сделал ближе к полуночи. Миротворец читал книгу. «Топтуны» мужественно боролись со сном.

Вернувшись в свой отсек, я обнаружил «ковбоя» наводящим блеск на оловянные бока внушительных размеров фляжки-термоса.

— Не желаете кофе? Говорят, перед сном он не слишком полезен, но, как я заметил, вы намерены бодрствовать.

— Да, надо еще поработать. Сверить счета, просмотреть документы.

— Тогда не помешает.

— С удовольствием…

«Ковбой» плеснул в крышку-стаканчик немного кофе, протянул мне.

— А я посплю, — сказал он, складывая руки на груди и поудобнее устраиваясь на сиденье. — Мне легче.

Я сделал глоток, отдал должное аромату напитка и вновь открыл ненавистную папку. Цифры скакали перед глазами. Веки опускались. Я сказал себе: «Только минуточку!» — и провалился в сон.

Проснулся я, когда стало светать.

Тафарелли на месте не было. Соглядатаев тоже. Я вскочил и побежал по коридору, заглядывая в отсеки. Их обитатели мирно спали.

Рванув дверь тамбура, я чуть не наступил на мертвеца. Вернее — на мертвецов. Четыре трупа, два ножа и пистолет с глушителем — такой вот натюрморт. Теперь мне уже вряд ли доведется узнать, кто именно из них собирался убить посла нью-йоркской мафии, а кто — защищать. Но общую картину это не меняло: пара киллеров схватилась с парой телохранителей, и они быстренько поубивали друг друга. Делов-то!

Я присел на корточки, присмотрелся к обезображенным, залитым кровью лицам и понял, что моя версия абсолютно несостоятельна. Может быть, вся четверка жаждала крови Лучано Тафарелли, может быть, все были на его стороне, а может, и впрямь счет велся двое на двое, как бы то ни было, но все четверо умерли после «прощального поцелуя невесты»[8] Нет, конечно, возможно и даже наверняка кто-нибудь успел скончаться до финального лобзания, но убийца не хотел рисковать.

Убийца? Кто он? Что это за третья сила, о присутствии которой в поезде я и не догадывался? Сам Миротворец? Допустим, он понял, что его «пасут», и, вспомнив молодость, расправился с «топтунами».

Ага, одной левой! Придет же в голову такая ересь. К тому же мафиози калибра Тафарелли настолько самоуверенны, что не носят с собой оружия. Поэтому возьмем эту роскошную версию, забросим подальше и забудем, чтобы не было стыдно за собственную тупость.

Но кто тогда? Кто стрелял? И где синьор Тафарелли — живой или мертвый?

Поезд вошел в поворот, накренился, и дверь тамбура распахнулась, ударив одного из покойников по голове. В щели между ступенькой и полом что-то блеснуло. Я переступил через мертвеца и поднял изукрашенную серебряными узорами тросточку. Вот как исчез Лучано Тафарелли! Требуется лишь выяснить: он сам спрыгнул или ему «помогли»? А если «помогли», то кто: четверо, двое или один — тот самый горячий поклонник «прощальных поцелуев»?

А это что?

На полу лежала суконка для полировки меди.

Я кинулся обратно по коридору, пачкая ковровую дорожку кровавыми следами, и ворвался в свой отсек. Проснувшись, я и внимания не обратил, что сосед мой исчез. Только фляжка и широкополая шляпа на сиденье. Схватив фляжку, я побежал обратно. О том, что убийца может затаиться где-то в поезде, я даже не подумал.

Нечаянно, но, естественно, совсем не больно наступив на ногу одному из мертвецов, я пробрался к двери, открыл ее пошире, ухватился за поручень и встал на ступеньку. Ветер бил меня по лицу. Внизу проносились кусты. Вдалеке появилась россыпь огней — Локвуд! Я примерился и прыгнул.

Я закатываю штанину и любуюсь огромной ссадиной, украшающей мое колено. Эх, до чего же я не люблю покидать поезда на полном ходу!

— А