Искатель, 2004 №1 - Айзек Азимов

Истинный демократ Дженкинс раз в год устраивает бал для всех, кто хранит или хотя бы пытается охранять порядок в Локвуде. На этот бал приглашаются и частные детективы. Гарри Балдмэн непременный их участник, а в этом году с ним отправился и я. Там, в переполненном зале, зажав в левой руке бокал крюшона, я и поручкался с мистером Дженкинсом. Даже обменялся с ним несколькими словами! Вот так, по-простому. Я же говорю, Уилфред Дженкинс у нас демократ! Жаль, закону это не на пользу.

— Что ты тут делаешь?!

— Сижу!

Встречался я и с этим придурком. И это не оскорбление, а констатация факта. Потому что только законченный идиот может клюнуть на дешевую приманку в виде грудастой шлюхи, затащить ее к себе домой, накачаться виски и разболтать, когда из спецблока госпиталя имени Хопкинса будут перевозить в тюремную больницу двух очаровательных сестричек, по профессиональной принадлежности и склонности души — киллеров. В результате на конвой было совершено нападение, и девушки упокоились вечным сном. А ту шлюху с безразмерным бюстом на другой день нашли мертвой на городской свалке.

Любителя «клубнички» быстро вычислили и перевели в патрульные. Хотели уволить, но пожалели, тем более что никто из конвоя серьезно не пострадал, касательные ранения — не в счет. Дженкинс, надо заметить, в последнее время стал славиться своей сердобольностью, хотя прежде в этом уличен не был. Что характерно, это милосердие ощутимо сказывается на его репутации, так как, согласно общественному мнению, главный полицейский города должен быть жесток и даже кровожаден. Справедлив — не обязательно.

После нападения был большой шум, но мало-помалу все стихло, почти забылось. И только Гарри Балдмэн все так же кипел от ярости и ругался последними словами. Я ему вторил. Правда, причины для «загрязнения» пространства у нас были разные: шефа приводило в исступление то, что он лишился возможности выполнить заказ Фрэнка Барези; меня — оказавшейся напрасной отвага нашей Дженни.

Дженни показала себя молодцом. Не ожидал. И в том себя не виню. Потому что секретарше, даже если она служит в сыскном бюро, не пристало проявлять проницательность и рисковать жизнью; ее дело — бумажки перебирать и отшивать безденежных клиентов.

Я был категорически против участия мисс Хоуп в операции, предложив свою кандидатуру. Увы, предложение мое было отвергнуто Баддмэном как не выдерживающее никакой критики. В госпиталь отправилась Дженни и с великолепным изяществом справилась с заданием.

В распоряжении следствия появились две бесценные арестантки, которых оно вскоре лишилось из-за похотливого павиана в полицейской форме. Ирония судьбы, однако.

Вот Балдмэн и кипит, поскольку оказался в непростом, я бы даже сказал — уязвимом положении. Шеф «обслуживает» криминальный мир Локвуда, где тоже встречаются задачи, которые кулаком или револьвером не решить, интеллект требуется! Тут Баддмэна и призывают то Кроче, то Барези, то мафиози рангом поменьше. Шеф никому не отказывает, и в этом залог его неприкосновенности: есть у местных гангстеров договоренность — не трогать! Но сейчас… Если Балдмэн докажет, что налет на завод устроил Кроче, начнется битва, в которой Барези будет стороной пострадавшей и потому имеющей право на поддержку преступного мира Локвуда. Если доказать причастность Кроче не удастся, то уже Джованни получит право на сочувствие и содействие, так как это будет ответом на неумеренные аппетиты Барези в наркобизнесе. И только Гарри Балд-мэну плохо при любом варианте, потому что ему эта война лишь в убыток: клиентов станет меньше! В силу их преждевременной насильственной смерти. Ему бы отступиться, но, вопреки логике, шеф хочет выполнить заказ Барези, причем, я подозреваю, не только для того, чтобы укрепить свою репутацию. Что у него На уме? Знать бы…

Когда два дня назад он с утра пораньше вызвал меня к себе, я отчего-то подумал, что сейчас многое прояснится. Ну, ладно, не все и даже не многое — кое-что! Уже прогресс.

— Поедешь в Нью-Йорк, — сказал шеф.

Я ожидал другого. Хотя бы предложения присесть и чувствовать себя как дома. Пришлось обойтись без приглашения. Закинув ногу на ногу, я спросил:

— И что мне там прикажете делать?

— Ничего.

— Так, может, я останусь?

— Нет, Ричард, ты поедешь и будешь строжайшим образом следовать моим инструкциям. Запомни, ты должен быть на Западном вокзале Нью-Йорка завтра в одиннадцать утра. Поезд в Локвуд отходит в 11.20. Раньше приезжать — глаза мозолить, это ни к чему. Тебе нужен вагон № 7. Билет получишь в кассе, я уже заказал.

— И как вы только все успеваете? — наигранно восхитился я.

— Привычка, — последовал исчерпывающий ответ. — В том же вагоне будет ехать вот этот человек.

Балдмэн бросил на стол фотографию. Со снимка мне улыбался Лучано Тафарелли, по прозвищу Миротворец.

— Узнал? Он самый — чрезвычайный посол мафии, любимец «желтой» прессы. Нью-йоркские боссы никак не могут определиться, кого — Барези или Кроче — поддержать людьми и влиянием. Вот и направляют Тафарелли в Локвуд, чтобы тот вник в ситуацию на месте.

— Что должен делать я?

— Наблюдать.

— Даже если Миротворцу будет грозить опасность?

— Особенно в этом случае.

— Его могут убить.

— Могут.

— Вас интересует, кто на это решится, кто более заинтересован в войне — Барези или Кроче?

Балдмэн слюнявил сигару и сверлил меня глазами, в которых ничего нельзя было прочитать.

Я предложил другой вариант:

— Или вас беспокоит, что синьор Тафарелли может примирить враждующие стороны?

Шеф откинулся на спинку кресла и наконец-то молвил:

— Иногда мне импонирует твоя наглость, Дик. При желании ее можно принять за прямоту. Но только при очень большом желании и только — иногда. Когда ты не переступаешь границы. Сейчас ты их переступил. Все! Иди.

И я ушел.

И отправился в Нью-Йорк.

Большое Яблоко[7] мне никогда не нравилось. Как и любой другой мегаполис. Шумно, людно. На вокзале — особенно. Там я был ровно в 11.00, как приказано. Получив в кассе билет и по пути заглянув в киоск сувениров, я отправился на перрон. Нумерация вагонов начиналась с «головы» поезда. Вагонов было более двух десятков, поэтому мне пришлось довольно долго идти по платформе.

Сначала я увидел Тафарелли. Он шел, поигрывая инкрустированной серебром тросточкой и не оглядываясь на носильщика, который вез на тележке объемистый чемодан.

Потом я увидел сопровождающих Миротворца. Их было четверо. Одна пара двигалась метрах в десяти за ним, другая — еще метрах в пятнадцати позади. Соглядатаи лениво переговаривались, так же лениво глазели по сторонам, короче, вели себя как обычные пассажиры, приехавшие