Современный российский детектив - Анна Майская

– Давайте я попробую, – предложил я Мартынову.

Мартынов посмотрел на меня так, словно видел впервые в жизни и вообще недоумевал, как это я здесь оказался.

– Я его знаю, – упорствовал я. – Мы даже общались немного. Может быть, он меня вспомнит.

А в это время совсем недалеко, за ближайшим кустом, мелькнул боец в камуфляже и со снайперской винтовкой в руках. И я вдруг обнаружил, что никуда он из-за этого куста уходить не собирается и уже можно понять, что там и будет огневая позиция снайпера.

– Женя, ты иди к автобусам, – пробормотал Мартынов, невнимательно глядя куда-то мимо меня. – Жди меня там. Я сейчас приду, и мы с тобой это обсудим. Хорошо?

Ему было совсем не до меня, я видел. Он попросту меня выпроваживал, как уводят с крестьянского двора городского ребенка, которому не надо видеть, как сейчас на этом дворе будут резать кабанчика. Здесь готовилось убийство, и все знали, что сейчас будут убивать, вот только осталось посторонних выпроводить, чтобы под ногами не путались, а потом уж можно будет и кровь пустить.

– Давайте я попробую! – в отчаянии сказал я. – Попытка – не пытка! Ну почему вы не хотите?!

Мартынов наконец сфокусировал свой взгляд на мне. И лучше бы я его глаз в это мгновение не видел. В его взгляде была одна только жестокость – и ничего более.

– Женя! – тихим и страшным голосом сказал мне Мартынов. – Иди к автобусу!

Гоша был обречен. С ним никто не собирался договариваться. Его хотели просто уничтожить. Все уже было решено. Приговор вынесен. Сейчас его приведут в исполнение. И ничье мнение, в том числе и мое, здесь уже не учитывается. Когда работает палач, адвокату поздно подавать апелляцию.

* * *

Очень скоро на крыше пансионата появились автоматчики. Они повозились там недолго, а потом спустились с крыши на канатах и повисли на уровне второго этажа. Их товарищи подтянулись к стенам пансионата. Снайпер изготовился для стрельбы. Мартынов приблизился к злополучному окну и громко позвал Гошу. Я с замиранием сердца наблюдал за происходящим и уже догадывался о том, как именно все будет происходить. Сейчас Гоша появится в оконном проеме, и снайпер тотчас влепит горе-террористу пулю между глаз, и если даже у снайпера дрогнет рука и он не убьет Гошу, а только ранит, все равно Гоша обречен, потому что повисшие на канатах автоматчики стопроцентно довершат начатое дело и нашпигуют свинцом тело спятившего сабадаевского дружка.

– Георгий! – в очередной раз крикнул Мартынов, и его крик очень скоро вернулся к нам из леса пугающим эхом. – Выйди! Есть разговор!

Я увидел силуэт в проеме окна и заранее успел ужаснуться тому, что еще не произошло, но должно было случиться в следующее мгновение, но – не случилось. Ко всеобщему изумлению, вместо Гоши в окне появилась Мария. Выглянула наружу, окинула взглядом изготовившееся к штурму воинство и сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Поднимитесь и заберите его. И хорошо бы врача.

И скрылась, видимо, там, в комнатах, у нее еще были какие-то неотложные дела.

* * *

Сама по себе идея взять заложников была огромной Гошиной глупостью. Но то, что Гоша покусился не абы на кого, а на опекаемых Марией детишек, и вовсе обрекало на неудачу его предприятие, а для него лично было чревато очень и очень серьезными неприятностями.

Как рассказала вышедшая из здания Мария, поначалу она не восприняла всерьез слова Гоши о том, что детишки и сама она – заложники. Когда сильно нетрезвый и перепуганный Гоша ворвался в комнату, где находились Мария и дети, и закричал кому-то, кто был в коридоре и кого Мария не рассмотрела (а это был Оглоедов), что он, Гоша, всех здесь взял в заложники, Мария решила, что пьяненький Гоша воюет с маленькими зелененькими человечками, с которыми он из-за своего пьянства в последнее время общался все чаще, и не очень-то поверила рассказу Гоши о невесть откуда взявшейся здесь милиции. Она прикрикнула на Гошу, он затих, а вскоре и совсем уснул, свернувшись калачиком на сваленных в углу тюках с несвежим постельным бельем, и все обошлось бы, может быть, если бы не появление всамделишной милиции под окнами пансионата и демонстративной подготовки у штурму. Пробудившийся Гоша пришел в крайнее возбуждение, изготовился к сопротивлению до последней капли крови, и заложников теперь уже взял по-настоящему.

Лучше бы он этого не делал. Вы когда-нибудь имели неосторожность попытаться забрать у чужой собаки недавно рожденных ею щенков? Если вы совершали подобную глупость, то вам не надо рассказывать о том, что случилось с Гошей.

Когда Мария обнаружила, что про заложников – это не пьяный Гошин бред и что ее приемным детишкам угрожает вполне реальная опасность, она пришла в такую ярость, что спасти Гошу не могло уже ничто. Я своими ушами слышал, как врач «Скорой» докладывал Мартынову:

– Повреждения грудной клетки… С переломом ребер… Сколько ребер – точно не знаю… Рентген покажет… Сотрясение мозга… Это только то, что я сейчас вижу… Многочисленные ушибы… Тут может быть что-то серьезное… необходимо обследовать… Там и повреждения внутренних органов могут быть, это запросто… Я вам так скажу: вам лучше бы посторонних медиков к нему не подпускать… Если вы не хотите, чтобы проблемы были… в общем, лучше своих врачей, из МВД… Чтоб помалкивали…

– Я про проблемы не понял, – признался Мартынов.

Врач понизил голос:

– Я понимаю: задержание. Там не до церемоний было. Но покалечили-то сильно. Его ведь запросто потом могут на инвалидность оформить. Перестарались ваши ребята маленько…

– А это не наши ребята. Это женщина его так.

– Женщина? – усомнился врач.

Тут очень кстати из здания вышла мрачная лицом Мария и спросила громко и сердито:

– Вы тут долго еще будете воевать?! Вам маневры, а у меня дети не кормлены! Сворачивайтесь!

И все грозное мартыновское воинство в мгновение обрело вид виноватый и неуверенный.

– А-а, – пробормотал врач, у которого наконец раскрылись глаза на происходящее. – Тогда понятно. Такая может, конечно. Такая очень даже запросто.

* * *

Освобожденный из заточения Миша Каратаев бродил по территории пансионата с таким несчастным видом, словно возвращение ему свободы он расценил не иначе как личное горе.

– Что с тобой? – спросил я у него участливо.

Миша обвел взглядом готовящихся отбыть восвояси мартыновских бойцов и сказал печально:

– Аппаратуры нет. Увезли. Съемка невозможна. А представляешь, какой репортаж я мог отсюда привезти?

Представляю. Только что освобожденный из