Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Ясно. Только… Я все же понять хочу…

– Что ты хочешь понять? – Самолетов, не отрываясь, глядел в окно – возле салона красоты остановился «БМВ», и из него вышел Герман Либлинг. И позвонил в дубовую дверь. – Ты думаешь, реальность – это там, откуда ты приехал? В Москве вашей реальность? Или за бугром, в Европах? Нет, ошибаешься. Реальность – это то, что здесь, а не там. Самая настоящая, самая главная и единственная реальность. Связь все ищешь? А знаешь, что у нас в городе говорят? Все, что творится здесь с тех самых пор, – все эти смерти, все эти страхи ночные и глюки, вся эта наша реальность оттого такая, что… нечисть в городе завелась. Покоя нечисть не знает. Мстит всем подряд – мстит живым мертвая тварь, оттого что убийца ее до сих пор не наказан, на свободе гуляет.

– Герман Либлинг?

Тот, кого назвал Мещерский, в этот момент звонил в дверь салона красоты. Впустила его Кира.

– Убийца не наказан, – повторил Самолетов, не сводя взгляд с пары на пороге салона, и залпом выпил бокал вина.

Мещерский так и не узнал о том, что сразу же после обеда его собеседник сел в машину и вернулся в прокуратуру. У прокурора Костоглазова в кабинете находились сотрудники, но Самолетов, вошедший без доклада, не обратил на них ни малейшего внимания.

– Слушай, Илья, срочное дело, – сказал он. – Я только что узнал: в городе неспокойно. Снова разговоры пошли нехорошие. Во избежание разных там неприятностей, я думаю, лучше всего будет выдворить Либлинга из города немедленно.

– Как ты себе это представляешь? – раздраженно спросил прокурор.

– Сейчас изложу, как только Шубину позвоню, пусть приедет. Он как мэр должен быть в курсе.

Глава 25

Сломанный ноготь

Германа Либлинга у дверей салона видела из окна приемной мэра и Вера Захаровна. В этот день с огромным опозданием она все же явилась на работу. Всеволод Шубин только что вернулся из прокуратуры, и она встретила его в приемной с хода придуманным фальшивым объяснением. Но он на фальшь внимания не обратил.

– Вчера вы дали мне поручение, – сказала Вера Захаровна. – Я пыталась вечером позвонить вам, доложиться, но мой телефон…

– Поручение? А, это… Хорошо, потом мы поговорим, позже. – Шубин тяжело оперся на подлокотник кожаного кресла. – В приемной много народа?

– Из воднадзора, потом с документами на поставку мазута для котельных, еще из собеса…

– Хорошо, давайте начинать прием. Что за день сегодня… Да, Вера Захаровна, отыщите, пожалуйста, телефон той частной клиники, помните, я еще консультировался весной. Жена хотела записаться к врачу.

Вера Захаровна кивнула – хорошо. Начался прием. Все было как обычно, кроме…

Кроме того, что сама Вера Захаровна чувствовала себя на своем месте как на горячей сковородке. Нет, как кошка на раскаленной крыше. Пьеса такая еще была, помнится, в Театре Маяковского в Москве, куда Вера Захаровна ездила в отпуск еще в те годы, когда честно и беззаветно всю себя отдавала райкому комсомола.

Раскаленная крыша… Нет, постель – горячая, как лава, смятая, сбитая, бесстыдная, совершенно непристойная. Воспоминания ночи жгли Веру Захаровну. Она повторяла про себя то, что говорил ей Герман и что она шептала, кричала, вопила ему – неистовая, как ведьма на Лысой горе. Вспоминала с отстраненным затаенным холодком – этой ночью в городе было совершено убийство. Ну так что же? Кому-то время погибать, кому-то любить. Любить беззаветно за все серые, пустые, тусклые годы одиночества. Любить… Прятать окровавленную одежду любимого, бросать ее в мусоропровод, чтобы никто никогда не нашел, не отыскал.

Может быть, там, на рубашке, кровь вовсе не этой жалкой продавщицы, нелепой бездарной дуры, так и не сумевшей когда-то удержать возле себя будущего мэра Шубина? Может быть, там, на рубашке, кровь и на самом деле его – Германа, раненного в «Чайке» ее любовника, ее бесценного друга, сокровища, дарованного ей сжалившейся наконец судьбой?

В приемную заходили люди, Вера Захаровна докладывала Шубину. Делала все точно на автопилоте. На автопилоте занялась поисками телефона частной клиники, той, что в областном центре. В списке телефонов в компьютере номера отчего-то не оказалось. Вера Захаровна подвинула к себе телефон и стала смотреть электронный справочник. Многие номера, по которым звонили ее шефу Шубину, она давно уже знала наизусть. Телефон клиники мог быть в справочнике, а мог быть и среди исходящих номеров. Она проверила исходящие, потом переключила кнопку на входящие.

Вчера она точно так же сидела тут в приемной, соединяла, докладывала. А потом Шубин позвал ее к окну, и она увидела там его… Что это, если не судьба, увиденная из окна? А до этого предсказанная во сне. Судьба по имени Герман Либлинг, известный в городе как убийца… А если он ни в чем не виноват? И кровь на его рубашке – его кровь, и та резня в парке пятнадцатилетней давности – это просто еще один городской миф? Злобная небылица, породившая еще более злобные и жестокие людские выдумки?

Вера Захаровна увидела в электронном списке знакомый номер. Она знала его наизусть, это был номер мобильного жены Шубина Юлии. Ах да, он же звонил ей вчера сразу же после того, как дал ей, Вере Захаровне, это нелепое поручение, приведшее ее в «Чайку», столкнувшее ее с судьбой лицом к лицу. До номера Юлии Шубиной в списке входящих был и еще один. Вере Захаровне он показался тоже знакомым. Через секунду она вспомнила, что это за номер. Изумлению ее не было границ. Она подвинула к себе блокнот и переписала цифры. Но тут ее внимание привлек какой-то шум за окном. Она оставила блокнот на столе, поднялась и…

И увидела Германа Либлинга на той стороне площади возле салона его сестры Кассиопеи. Он вышел из машины, подошел к двери и позвонил. Ему открыла Кира. Вера Захаровна смотрела на них из окна.

Чудесная пара, ничего не скажешь. Он, ее любовник, ее жизнь, ее судьба, и эта… эта девчонка, длинноногая, ветреная и глупая, как пробка, глупая, как все их дебильное поколение двадцатилетних, которые только еще начинают жить и уже так беспардонно чувствуют себя в этой жизни истинными хозяевами.

Герман и Кира скрылись за дверью. Он и она. Вдвоем. Сегодня утром Вера Захаровна спросила его: «Я увижу тебя снова?» – и он сказал: «Конечно». И вот она увидела его снова – с этой девчонкой, с этой размалеванной куклой. Они сейчас там, в салоне за закрытой дверью. Кровь прилила к лицу Веры