Исправительный дом - Никки Френч

– Вы очень добры… – хрипло сказала Табита.

– У стороны обвинения есть пятьдесят дней, чтобы представить вам все доказательства, относящиеся к вашему делу, включая информацию о свидетелях, которых вызовут на судебное заседание. Но здесь и так достаточно – это материалы, которые удалось собрать полиции и которые легли в основу обвинения. Свидетельские показания, копии документов, бо́льшая часть судебно-медицинских исследований, расшифровки ваших записей.

– Моих?

– Стенограммы объяснений, различные медицинские осмотры и тому подобное. Некоторые фотографии могут шокировать – добавила Мора.

– Его фотографии?

– Да.

Пьоцци подвинула в сторону Табиты всю кипу бумаг.

– Их уже проверили, так что спокойно забирайте с собой.

– Спасибо вам.

– После того как вам предоставят все материалы, у вас будет двадцать восемь дней, чтобы составить заявление защиты.

Табита отвернулась – ей казалось, что если она встретится взглядом с Пьоцци, то жалко захихикает.

– Так, ясно. Заявление защиты.

– Тогда по закону обвинение обязано предоставить вам любой материал, который поможет помочь вам в процессе и разрушить версию следствия. Но имейте в виду, что они не всегда выдают то, что обязаны.

– Почему?

– Действительно… Вы имеете право запросить доказательства, которые не указаны в деле.

– Но как я пойму, что мне нужно запрашивать?

– Хороший вопрос. А ответ таков: вам нужна юридическая помощь.

– Вы очень сердитесь на меня?

Мора Пьоцци склонила голову набок:

– Я в ужасе. Мне кажется, что вот-вот произойдет нечто страшное, а я ничем не могу помочь.

– Да уж, звучит невесело.

– Там, в бумагах, вы найдете мою визитку. Если что, я буду на связи.

– Спасибо.

Табита посмотрела вслед удалявшейся Море Пьоцци, а потом взяла со стола пачку документов. На титульном листе значились ее фамилия и личный номер. Табита отнесла бумаги в библиотеку, где лежал ее коричневый блокнот. Затем она сняла колпачок с ручки. Бумаг было очень много – с чего же начать?

Чтобы хоть как-то определиться, Табита стала листать документы. Вот множество изображений с камеры наблюдения, которая установлена на стене магазина. На снимках ничего из ряда вон выходящего. Проезжающая машина, идущий прохожий. Табита повернула еще один снимок. Не было никакой надписи, только справочный номер. Зато на каждой фотографии был указан временной код.

Табита продолжила листать, как вдруг ее остановил знакомый образ: она сама, смазанная, но все же узнаваемая. Руки спрятаны в карманы куртки. Да, это она, обвиняемая… Даже на фото выглядит как обвиняемая: сгорбилась, съежилась, словно хочет спрятаться от самой себя. Табита поднесла листок к глазам, чтобы получше разглядеть, и тут увидела, что лежало под ним. Это было четкое изображение человеческого тела на листе формата А4. Тела Стюарта, толстого, облысевшего, мертвого.

Табита отшатнулась, зажмурилась и несколько мгновений пыталась перевести дух. Затем осторожно открыла глаза и вгляделась в картинку. Руки в неестественном положении, остекленевший взгляд, отвисшая бородатая челюсть. Табита отодвинула снимок. Дальше шло фото Стюарта анфас, потом с левого и правого бока. Следом шли изображения полученных им ранений. Это выглядело уже не так страшно, потому что выглядело все как повреждения какой-то поверхности, которая не ассоциировалась с человеческой кожей или телом знакомого человека.

Когда-то, как Табита заставила себя признать, у них были то ли отношения, то ли Стюарт насиловал ее, или как еще можно назвать то, что происходило между учителем и его пятнадцатилетней ученицей? Он прикасался к ней. Ласкал ее. Трахал. Табита, не отрываясь, смотрела на снимки. Глаза ее горели. От ненависти к самой себе ее подташнивало.

Табита заставила себя просматривать каждое изображение, перекладывая их тыльной стороной вверх. Затем пробежала глазами расшифровки. Ей было трудно читать все целиком. В основном текст напоминал какую-то тарабарщину – сплошные «нет, нет», «пожалуйста», «я не знаю», «кровь», «хочу, чтобы все поскорее закончилось». Однако выделялись отдельные моменты. Ее спрашивали, испытывала ли она неприязнь к Стюарту Ризу, и она ответила отрицательно. Но что именно Табита хотела сказать?

«На самом деле мы занимались с ним сексом, когда мне было пятнадцать лет, но все это не имеет отношения к делу». «Было ли у вас желание выдать информацию, которая могла бы повредить вам?» Табита не могла точно ответить, но хорошо понимала, что это не прибавило бы ей очков в глазах суда.

Она пролистала другие расшифровки, не вчитываясь в текст. Что эти люди могли сказать о ней? Они ведь едва ее знали. О ее связи со Стюартом никто не знал, кроме самих Табиты и Стюарта. «Нет, – осекла себя Табита. – Это не так…» Знал еще один человек, причем не просто знал, а написал анонимное письмо в полицию. Но кто? Очевидно – Лора Риз, безутешная вдова. Но почему надо было писать анонимку? Не проще ли сообщить напрямую?

Другие показания были от Энди, который вместе с нею обнаружил труп. Потом – от доктора Мэллона, деревенского врача. Этот-то что? Он даже не лечил ее! А вот показания Мелани Коглан, викария.

Вверху одного из протоколов на глаза ей попалось имя: «Полин Левитт». Табита на мгновение перестала читать, стараясь вспомнить, кто это мог быть. «Ах да!» – сказала она себе. Это была старуха, которая ходила по деревне со своим толстым джек-расселом и палкой в руке, которой грозила проезжавшим автомобилям, если ей казалось, что те движутся слишком быстро. Встречаясь на улице, они только кивали друг другу в знак приветствия. Но знала ли Полин, кто такая Табита?

Показания Полин заинтригованная Табита прочитала до последнего слова. Язык был странным, словно показания были перефразированы полицейским офицером, который допрашивал Полин: «Незадолго до двадцать первого декабря я видела, как Табита Харди разговаривала со Стюартом Ризом, когда гуляла со своею собакой. Оба выглядели взволнованными. Табита говорила мистеру Ризу что-то вроде: “Тебе мало не покажется. Обещаю, мало тебе не покажется!”»

Табита отложила документ и ненадолго задумалась. Она даже едва не рассмеялась над абсурдностью описанной картины. Ну не могла она сказать ничего подобного! Если бы она действительно собиралась убить Стюарта, хотя бы ради спора, то стала бы она угрожать ему на улице посреди деревни, когда мимо проходила старуха со своим псом? Это же просто смешно!

Но то, что Табите казалось смешным, полиция таковым не считала. Показания Полин были зафиксированы в качестве свидетельства по делу и положены в основу обвинения. Как воспримет их суд? Табита изо всех сил постаралась сосредоточиться. Неужели Полин Левитт могла услышать подобные слова? Могла не могла, а это уже не имело особого значения. Она дала показания,