Тайна старого саквояжа - Евгений Евгеньевич Сухов

замечала этого. Марфа даже не думала о вознаграждении, которое «должен» был ей выдать граф за сведения о его пропавшем главноуправляющем, господине Попове, хотя, по сути, ехала именно за этим. Удивительно, но она ни о чем не думала. В неких восточных трактатах и практиках такое ее состояние зовется медитация, которой человеку, не знакомому с данными приемами, добиться весьма затруднительно. В этот самый момент человек полностью погружен в себя и не замечает ничего вокруг. Не существует ни пространства, ни времени. Ни дня, ни ночи. Ни тела, ни мысли. Человек отрешен от всего, что творится вокруг него. И в каком состоянии и измерении находится его сущность, известно одному лишь Богу.

Марфа очнулась, когда поезд уже подъезжал к Москве. Пассажиры сделались суетливы, и эта суетность, точнее, биотоки, исходившие от взволнованных завершением пути людей, вернули женщину и в текущее время, и в окружающее пространство. Появились мысли: как доехать до графа — а о том, что Виельгорский живет на улице Тверской, она выведала за несколько дней до поездки у Настьки Чубаровой, что живет вместе с управляющим Козицким, — и как она будет говорить барину про ссору и крики. Как потом поедет обратно из древней столицы в свое село и что скажет про свое отсутствие мужу, ежели тот успеет вернуться до ее приезда…

Москва показалась ей слишком шумной. Народу было столько, что даже толпы богомольцев, собирающихся на Пасху в их церковь, казались мелкими кучками по сравнению с тем количеством народа, который толокся на вокзале в ожидании поездов.

Марфа вместе со всеми прошла на извозчичью биржу и, выбрав шарабан попроще, попросила довезти ее до Тверской.

— Рупь, — заломил извозчик, видя, что тетка явно деревенская и в Москве впервые. Однако Марфа была не из таковских, на ком ездят, свесив ножки, и вступила в торг:

— Полтина.

— За полтину пешком топай, — притворно обиделся «ванька», краем глаза наблюдая за действиями Марфы.

— Как знаешь, — ответила Марфа и стала искать глазами свободного извозчика. — Эй, мил-человек, — подошла она к пошарпанной пролетке, на козлах коей восседал старикан с бородой на два раствора. — За сколь до Тверской довезешь?

— Тверская больша-ая, — протянул дед, тоже искоса наблюдая за Марфой. — Тебе какой дом-то нужон?

— Господина графа Виельгорского, — ответила Марфа.

— Знаю такой, — почесал шею дед. — Шесть гривен.

— Пять, — ответила на предложение старикана Марфа.

— А ты пошто у меня седоков отбиваешь? — накинулся на деда первый извозчик, к которому подходила Марфа.

— Ты ж ей отказал, — удивленно ответил ему дед.

— Ничо я не отказал, — возмутился «ванька». — Раздумывал только. — Он посмотрел на Марфу: — Садись, тетка! Довезу я тебя до Тверской за полтину.

— Какая я тебе тетка, — огрызнулась неожиданно для себя Марфа и обратилась к старику: — Довезешь за полтину до дома господина графа Виельгорского?

— Ладно, садись, — ответил «ванька» с бородой на два раствора. И добавил: — А ты с гонором.

Марфа ничего на это не ответила и уселась в пролетку. Она и сама удивлялась такой своей прыти. Верно, воздух в Москве был такой настоянный: резкий и звонкий, требующий непременно такого же поведения. А на селе воздух иной: густой, тягучий. Ни торопиться, ни «быть начеку» нет особой необходимости…

Приехали скоро. Марфа достала из недр юбок кошель, отсчитала пять гривенников и отдала вознице.

— Благодарствуйте, — произнесла она и сошла с пролетки.

— Бывай, — ответил «ванька» с бородой на два раствора и тронул вожжи: — Но, кляча старая, пошла.

Конечно, Марфа все-таки робела. Дом графа Виельгорского был большой, ухоженный. Как, впрочем, и все дома на Тверской улице. В таких домах живут важные люди, требующие к себе уважения хотя бы потому, что имеют такие вот красивые дома. И обладают средствами, чтобы их содержать. А денежек на это надобно нема-а-ало…

Марфа прошла по посыпанной гравием дорожке, ступила на крыльцо и нерешительно дернула кисточку звонка. За высокими дверьми тренькнуло несколько раз. Марфа терпеливо подождала, но двери не открылись. Она дернула кисть звонка еще два раза, уже потребовательнее. В ответ — снова тишина.

Не может же быть, чтобы в таком большом доме никого не было. Чай, без прислуги не обходятся. А она, верно, разбаловалась и обленилась и не торопится исполнять свои обязанности. Стало быть, хозяева этого дома не строги и не требовательны, что для Марфиного дела — хорошо.

Она уже решительно дернула кисть звонка. Потом еще раз. И еще. Двери наконец открылись, и в проем высунулась голова девицы в белоснежной наколке:

— Чего тебе?

— Мне до господина графа, — ответила Марфа.

Девица окинула ее взглядом с головы до ног:

— Оне почивают.

Двери закрылись.

Марфа постояла на крыльце, спустилась, прошла по гравийной дорожке, затем вернулась и позвонила снова.

— Чего тебе еще? — открыла дверь та же девица.

— Мне надо видеть господина графа, — заявила Марфа.

— Тебе же сказано: оне еще почивать изволят, — прозвучал в ответ сердитый голос.

— Но у меня дело до господина графа, — решительным тоном произнесла Марфа.

Девица снова окинула взглядом Марфу, и в ее глазах появилась ехидная усмешка:

— Да какое дело у тебя может быть к нашему графу, деревня? Небось денег пришла просить, как и все прочие. Ну, так граф по средам не подает. Ступай, откуда пришла!

Девица попыталась было закрыть дверь, но не тут-то было: Марфа так дернула на себя дверь, что девица вылетела на крыльцо.

— Филимоныч! — испуганно закричала она внутрь дома.

Марфа оттолкнула девицу и вошла в прихожую. Навстречу ей почти бегом спускался по мраморной лестнице со второго этажа старик, зыркая из-под кустистых бровей тревожным взглядом:

— Что? Что тут такое?!

— Вот… она… — девица указала пальцем на Марфу, — насильно ворвалась… я не пускала… зовите полицию…

— Мне к господину графу надобно! — встала перед Филимонычем Марфа. — У меня к нему важное дело!

— Какое у нее дело может быть к его сиятельству? — вцепилась в рукав Марфы девица. — Побирушка, сразу же видно…

— Кто побирушка? — едва не задохнулась Марфа, и глаза ее недобро блеснули. — Это я-то побирушка?!

Она вырвала свой рукав из цепких пальцев кофешенки и стала грозно надвигаться на девицу. Если бы не успел вмешаться Филимоныч, Марфа вцепилась бы в нее непременно. Старик встал между ними и, строго глядя в глаза Марфы, спросил:

— Какое у тебя дело к его сиятельству?

— Это я скажу только ему, — выдержала пытливый и строгий взгляд Филимоныча Марфа.

— Я камердинер его сиятельства графа Виельгорского и должен знать все, что касается моего барина, — безапелляционно заявил старик не без гордых ноток в голосе. — Иначе я просто выпровожу тебя вон или сдам полиции.

Марфа шумно