Дебри - Сара Пирс

Зеф не отвечает.

Снова взявшись за нож, он принимается резать овощи, все быстрее и быстрее. Кинза превращается в пыль, и металлический, мыльный запах вдруг становится непереносимым.

Я нервно сглатываю. Воздух между нами превращается в твердую стену.

– Тебе не нравится?

– Нравится, – безэмоционально отзывается он. – Просто в нем ты не похожа на себя.

Я смотрю на фотографию в попытке понять, что он имел в виду, но вижу лишь свою смущенную улыбку и полупустой бокал шампанского в руке продавщицы, а также свои слегка взбитые волосы и части тела, которые обычно не видны. Однако я выгляжу собой.

– Оно прекрасное. И материал, и фасон…

– Конечно. Я лишь хочу сказать, что ты больше нравишься мне… – Зеф машет ножом в воздухе, – вот такая. В обычной одежде. А в платье тебе явно некомфортно. Как будто… – он делает паузу, – как будто ты прилагаешь слишком много усилий.

Глаза щиплет от слез.

Стыд – вот что я испытываю. Очень знакомое чувство. Именно стыд заставлял меня испытывать отец. Каждый день в обязательном порядке.

Он мог в присутствии всей семьи заявить: «Тебе просто надо приложить чуть больше усилий».

Или сказать приятелю: «Вечно она такая. Неорганизованная. Суетливая», – хотя я сижу совсем рядом.

Или заметить, пока не слышит мама: «Кир, у тебя слишком облегающая одежда».

Я снова изучаю фотографию. Возможно, я и впрямь выгляжу так, как будто мне некомфортно. Неужели моя улыбка выглядит натянутой?

Зеф пристально на меня смотрит, а после, бросив нож, улыбается.

– Эй, я просто сглупил. Ты прекрасно выглядишь. Просто другая, вот и все.

Тыльной стороной ладони он сгребает кинзу в миску, и на коже остаются кусочки зелени.

Я опять перевожу взгляд на фотографию, но слова Зефа ее словно бы испортили. То мгновение в магазине, платья, пьянящее шампанское и смех – все они теперь воспринимаются какими-то грязными.

26

Элин

Национальный парк,

Португалия, октябрь 2021 года

Даже не сняв куртку, Айзек открывает ноутбук и подключает жесткий диск.

– Видеозаписи, – бормочет он, глядя на экран.

Элин с нарастающим беспокойством наблюдает за тем, как Айзек открывает первую и запускает воспроизведение.

На экране появляется статичное изображение трейлера изнутри.

Камера расположена где-то рядом с водительским сиденьем, видны кухонная зона, сиденья и кровать. В трейлере никого, но все равно что-то явно не то. На полу валяются одежда и кофеварка. По кровати разбросаны листки бумаги.

Когда Элин изучает эту картину, ее пульс учащается, а беспокойство перерастает в нечто более серьезное. Тревогу.

– Поставь на паузу. – Взяв одну фотографию Кир из тех, что нашел Айзек, Элин подносит ее к экрану и переводит взгляд туда-сюда. – Трейлер внутри… это тот самый.

Нет никаких сомнений. Тот же самый фургон.

– Похоже, он стоит где-то здесь. – Айзек указывает на вид из заднего окна.

– Да, но не в лагере. Где-то на более открытом пространстве. Другой фон.

– Согласен. Я… – Он умолкает, поскольку на экране начинает что-то происходить.

Открывается дверь, и входит девушка.

Айзек резко охает.

– Это она. Кир.

Элин всматривается в экран. Кир в повседневной одежде: в заправленных в носки джоггерах и мешковатом белом худи с надписью «Йель» темными буквами.

Стоит взгляду переместиться к ее лицу, Элин охватывает дрожь. Сейчас при виде Кир ощущение, что она знает девушку, становится еще острее. Крепко задумавшись, Элин пытается вспомнить, но тщетно.

Кир забирается на кровать и ложится. Взяв листок, начинает читать. Ее худи задирается, приоткрыв край нижнего белья.

И вдруг изображение увеличивается одним плавным движением, пока лежащая на кровати Кир не занимает весь кадр.

У Элин замирает сердце. Это выглядит как вторжение, появляется желание отвернуться, как будто она вуайерист.

– Кто-то тайно ее снимал, – дрожащим голосом констатирует она.

Тяжело наблюдать, как Айзек методично открывает одно видео за другим. Они просматривают целые недели жизни Кир, пропуская те записи, где в фургоне пусто.

И двигаются дальше.

Кир делает растяжку, готовит, рисует. Еще мокрая после душа Кир с тюрбаном из полотенца на голове. Кир читает.

Элин нервно сглатывает. В голове отдается эхо прошлых месяцев. Интересно, ощущала ли это Кир? Посещало ли ее это тяжелое, гнетущее чувство, будто за ней следят, подсматривают?

Айзек пристально смотрит на Элин.

– Что-то не так?

– Просто тяжело видеть, как кто-то вот так вторгается в ее жизнь.

– Вспомнила что-то?

– Да. Последнее дело. – Она выдыхает. – Сообщения, которые я получала, в основном имели общий характер. Из серии «ты не справляешься с работой», но одно… – Элин трет глаза. – Моя фотография на больничной койке, как будто мне давали понять, что за мной следят.

– Звучит пугающе, – мягко произносит Айзек.

– Так и было.

Элин жмурится.

Айзек некоторое время молчит.

– После твоих слов я чувствую себя полным отстоем из-за того, что прошу это смотреть. Тебе нужен полноценный отдых, а я испортил его, взвалив на тебя новые заботы. – Он медлит. – Если хочешь, мы можем уехать. Я объясню все Пенну и попрошу его дальше заниматься расследованием самостоятельно. Он поймет.

– Нет, – быстро возражает Элин. – После того как увидела эти записи… я хочу продолжить. Зная, что она прошла через то же самое…

– Понимаю, – кивает Айзек. – Для тебя это становится личным.

– Да.

Но не только. Кое о чем она еще не готова рассказать.

Узнать Кир, но так и не понять, где ее видела, – в этом есть отголоски истории с Сэмом. Невозможность вспомнить. Осознание, что разум заблокировал тот эпизод и ее роль в нем, приводит в ужас. С тех пор Элин постоянно боится, не случится ли подобное вновь. Если ее разум сделал такое однажды, возможно, так происходило не раз? Быть может, она не помнит чего-то еще?

Впрочем, как бы тяжело ни было, она не может просто выбросить это из головы, сомнения ее не отпускают.

Айзек тычет пальцем в экран, отвлекая Элин от размышлений.

– Смотри, собака.

Пес появляется со стороны камеры, с водительского сиденья, и прыгает на кровать. Кир чешет ему живот.

У Элин учащается пульс.

– Это же…

– Ага, собака Неда, я уверен.

– Пенн упоминал, что у Кир была собака?

– Вроде да.

– Теперь вчерашнее безумие пса в лагере предстает совсем в другом свете.

Побледнев, Айзек кивает.

– Если это та самая собака, – размышляет вслух Элин, – нельзя исключить, что у них имелась веская причина оставить ее себе. Например, Кир решила, что больше не может ее держать.

– Возможно, но это не вяжется с утверждением, что она плохо знала обитателей лагеря или останавливалась здесь совсем ненадолго. Своего питомца не доверишь незнакомцу.

– Кстати о