Дело «Тысячи и одной ночи» - Джон Диксон Карр

столпившихся у дверей; я пообещал вскоре снабдить их историей, если личность убитого установить не удастся, необходимо будет оформить запрос. Батлер сошел за обыкновенного констебля и незаметно просочился внутрь, но пара вспышек фотоаппарата все же настигла Уэйда и Холмса, первый получился нервно-самодовольным, а второй – разъяренным.

Хоскинс и констебль Коллинз, стоявший позади него, ждали внутри. Сержант во все глаза уставился на Батлера, который элегантно отсалютовал ему. Но тут бессовестному шутовству пришел конец. Это тихое здание полнилось эхом, искусственный лунный свет казался более гипнотическим, чем естественный; переплетенные узоры ковров пестрели на фоне белых стен; череда повозок замерла в ожидании, как и труп, все еще распростертый на спине. Лицо Джерри Уэйда исказилось, а Холмс снял шляпу. Они заговорили шепотом. Приказав сначала подвести их к телу, а потом посадить в какую-нибудь комнату вместе с констеблем Коллинзом, который должен был прислушиваться к их беседе, я отозвал Хоскинса в сторону.

– Где Маннеринг?

Хоскинс замешкался:

– Ну, сэр, я подумал…

– Хотите сказать, вы оставили его в одной комнате с мисс Уэйд?

Сержант изменился в лице.

– Но, сэр, я подумал, какой от этого может быть вред? – настаивал он. – Вы же сами решили, что она никакого отношения к этому не имеет. А она просила меня… расплакалась, как… ну какой вред от этого, кроме как для нее, наверное, а если парень и убийца, ну все равно Мартин при них почти неотлучно. Они все еще там, в кабинете хранителя. – Хотя руки его оставались неподвижными, создавалось впечатление, будто он хлопает крыльями. – Послушайте, сэр! Я изо всех сил старался вытянуть что-нибудь из Пруэна, как вы и приказывали.

– Теперь уже все равно. Что-нибудь удалось из него вытянуть?

– Нет, сэр, боюсь, что нет. Он молчит как рыба! Все «не знаю» да «не слыхал», даже когда спрашиваешь, как его зовут, сидит и причитает: «Ох, уж мистер Уэйд полосочки с моего рукава быстро поотрывает». Но мы все же разузнали кое-что…

– Так-так?

Хоскинс стал загибать пальцы, вспоминая:

– Во-первых, ящик. Как вы и приказывали, я его открыл. Кое-что интересное там есть, это уж точно. Штука, похожая на гроб, на вид старый-престарый, возможно сделанный из свинца; они его поместили в опилки. Кто-то пришлепнул восковую печать как раз в том месте, где его надо было бы открывать. Дальше я уже не полез, сэр; подумал, вы сами захотите открыть.

Трудно было сказать, подтверждало ли это мои мысли или вставало еще одной костью в горле. Некоторое сравнительно недолгое время я полагал, что ящик окажется пустым, что этот ящик был частью какого-то надувательства или мистификации, объясняющей богомерзкие пляски Пруэна. В моей памяти всплыл мягкий, спокойный голос Холмса, объясняющий, что только распоследний осел стал бы считать, что там может оказаться саркофаг, который я ожидал обнаружить. И он лгал… или кто-то еще лгал… а Пруэн посреди этого безумного музея выплясывал вокруг настоящего саркофага.

– Еще что-нибудь? – спросил я.

– Так точно, сэр! – кивнул Хоскинс. – Угольная пыль! Пойдемте!

Как я уже объяснял, если смотреть вглубь музея, в стене по правую руку позади ряда колонн были две арки с позолоченными надписями: «Зал восьми райских садов» и «Базарный зал». Название первого сразу запало мне в душу, его-то я и собирался обследовать, он был в самой глубине. Второй находился в передней части музея, недалеко от бронзовых дверей. Хоскинс повел меня к арке, она была футов десять в ширину, но из-за своей высоты казалась намного у´же. Внутри горел свет, создавая такое впечатление, будто, перешагивая порог, из Лондона попадаешь прямо в какую-то восточную страну или же, если вам не по душе поэтические образы, в подземную галерею, предназначенную для восковых фигур, в которой никаких восковых фигур не было.

Эта вытянутая комната напоминала улицу, которую, в свою очередь, пересекало множество других кривых улочек, ее потолок украшал витиеватый узор из ветвей и прутьев. Судя по всему, это была полноразмерная реконструкция восточного базара с искусно воссозданным освещением, так что казалось, будто вы смотрите на торговые ряды в сумерках сквозь ветви, потому что больше всего мне врезалась в память именно эта ажурная тень. На фоне стен, выложенных из обожженного желтовато-красного кирпича, чернели помещения лавочек, виднеющихся из-за реалистично замызганных занавесок. Всего и не описать. Помню, там был прилавок с оружием, прилавок с бусами, лавка с блестящей латунной и глиняной посудой, снаружи которой стояли такие большие стеклянные трубки, наполненные водой, называемые «кальян», позади лежала подушка, с которой, кажется, только что поднялся человек, раскуривавший диковинную трубку, и вошел внутрь лавочки. Узор из теней, нависший над этой картиной, придавал ей утонченной таинственности; чувство было такое, будто весь шум, царивший в музее, умолк прямо на пороге перед входом на эту улицу. Эта иллюзия была настолько полной, что я машинально оглянулся через плечо на ряд повозок в большом зале.

– Чудно`е место? – спросил Хоскинс, почесывая подбородок. – Вот собрались они прикончить того парня, так почему было не провернуть дело прямо за этой витриной? Я подумал о своих детях; возьми я их сюда, они бы посчитали, что это славное местечко для игры в прятки. И вот что, сэр! Коллинз здесь все облазил. И ничего! Ничего из ряда вон, конечно, кроме этого.

Он указал пальцем вверх на выступ стены, где искусственная улица изгибалась прямо над нами. Над навесом лавки с керамикой и латунью на желтовато-красной стене чернело пятно, напоминавшее звезду. Это была угольная пыль. Ею был покрыт весь навес, поблескивающий угольными песчинками. Перед ним на полу валялись еще несколько кусков угля, отколотых от большого куска, лежавшего возле кальяна. Хоскинс продолжил:

– Видите? Вон там! Судя по всему, кто-то стоял неподалеку от того места, где мы сейчас находимся, поднимал большие куски угля и бросал их в стену над тем будуарчиком. А? Но зачем? Кому понадобилось кидаться углем в стены? Во что он целился? Там наверху ничего нет, и никто не смог бы забраться на этот навес, не разломав всю лавку. Вы же не думаете, сэр, что у них тут была шуточная перестрелка углем по всему музею? Я понятия не имею, что это означает, но Коллинз заметил это, и я подумал, что лучше бы показать вам. Должно быть, здесь злоумышленник и стоял, – продолжал доказывать Хоскинс, он предпочитал доводить все до кристальной ясности многократными повторениями. – И – бац! Кусок угля летит прямиком в стену.

– Так, это я понял. Вы спросили Пруэна об этом?

– Пруэн ничего про уголь не знает. По крайней мере, так он говорит.

Я задумался.

– Сержант, видит