Искатель, 2002 №12 - Анна Витальевна Малышева

Я остался стоять один, сжимая в руках бесполезное оружие и с ужасом ожидая продолжения трагедии. Время резко сменило темп, и хотя прошло всего несколько секунд, они показались мне вечностью.

Наконец, из пламени, тяжело взмахивая дымящимися, прожженными в нескольких местах крыльями, поднялся дракон. В два взмаха Гадамер оказался на относительно свободном пятачке возле меня и, раскрыв лапы, выпустил из пригоршни Ясю. Рухнув рядом, он, корчась, начал превращаться в человека. Яся же, едва оказавшись на ногах, с криком «Папа!» бросилась обратно в огонь. Я успел перехватить ее и крепко прижал к себе. Несмотря на творящееся вокруг светопреставление, внутри шевельнулась неуместная обида: Трюковский ее отец, а Яся скрыла это! Теперь стал понятен отказ, когда я предложил устроить ее в фильм каким-нибудь десятым помощником. А я думал, все дело в гордости.

Девушка, рыдая, билась в моих руках, и удерживать ее становилось все труднее. Не знаю, чем бы завершилась наша борьба, но тут из раскаленного пекла, таща за собой Трюковского, возник оборотень. Шкура зверя горела, но лишь отойдя от пламени на достаточное расстояние он выпустил свою ношу, и перевернулся несколько раз сбивая огонь.

Колобок поднялся на колени и обнял Бима за шею. Плача, он кричал, что никому больше его не отдаст, что не позволит жить в зверинце и заберет с собой. Бим поджимал опаленные лапы и ласково лизал залитое слезами лицо режиссера. Яся склонилась над Гадамером — ему досталось больше всех — и тоже плакала. А я опять был один и, чувствуя себя чужим и лишним, рассеянно оглядывался по сторонам.

Именно я заметил новую опасность.

Длинная стальная балка, с хрустом отделившись от основной конструкции, неторопливо, словно в замедленной съемке рушилась прямо на нас. Распластавшись в отчаянном прыжке, я толкнул Ясю и выкатился следом за ней из зоны поражения. За моей спиной Бим тоже отскочил в сторону, унося с собой Колобка. Дракону не повезло.

Оглянувшись, я увидел, как балка рухнула, задев краем неподвижное тело. Человек буквально переломился пополам и остался лежать в нелепо вывернутой позе. Яся страшно закричала и рванулась к нему. Трюковский схватил ее за руку:

— Все кончено, Ясенька. Он погиб.

— Нет, он не мог! Он жив! — девушка обессиленно всхлипнула и с мольбой посмотрела на меня. Чего она хотела, было ясно без слов.

Я медленно приблизился к распростертому на полу телу. Дракон не шевелился, но глаза его были открыты и смотрели прямо на меня, губы что-то шептали. На руках Гадамера то исчезали, то вновь появлялись когти, а лицо покрывалось чешуйками — он терял контроль над формой. Чудовищная рана на животе не оставляла сомнений — минуты дракона сочтены. К тому же, судя по всему, был размозжен позвоночник.

Пятясь назад, я не мог оторвать взгляд от умирающего соперника, и только отойдя на достаточное расстояние, обернулся к спутникам.

— Он мертв, — наверное, я хороший актер: Яся поверила сразу, безвольно поникла на руках у отца.

— Нужно выбираться, может обвалиться вся крыша, — вдруг произнес безмозглый и примитивный, по мнению создателей, Бим. И мы послушно побрели вслед за ним.

Приближаясь к одному из множества появившихся в стене проломов, я прятал глаза. Всю оставшуюся жизнь мне придется прожить с умирающим драконом за спиной. Я, конечно, смогу утешить Ясю и снова сделать ее своей, но ценой этой победы будет предательство… и смерть дракона, спасшего ее для меня. От ненависти к самому себе захотелось выть, и, не сказав спутникам ни слова, я бросился назад.

…Дракон лежал в огромной луже крови, алой и липкой, как обычная, человеческая. Глаза его были уже закрыты, но, приложив ухо к изорванной груди, я услышал слабый стук сердца. Аккуратно, стараясь не повредить ему еще больше, я поднял врага на руки и медленным осторожным шагом вернулся к друзьям.

И мы пошли…

Трюковский, обретший, наконец, друга преданного и готового ради него на смерть.

Оборотень Бим, доказавший свое право на дружбу и любовь человека.

Яся, верящая в любовь между человеком и драконом.

И я, неудавшийся рыцарь, впервые по-настоящему почувствовавший себя Человеком.

С ЧЕЛОВЕКОМ на руках.

Лора АНДРОНОВА

ВОДА ОКАЯННАЯ

Извержение началось в тот момент, когда Кельман-плотник покрасил последнюю доску нового забора. Забор получился хороший — высокий, ладный, теплого яично-желтого цвета. Аккуратно завернув кисть в промасленную тряпицу, Кельман направился к дому, но остановился на полпути, в который раз зачарованный яростным пробуждением вулкана.

Сперва над срезанной макушкой самой высокой в округе горы появился клубящийся белый столб. Сила ветра клонила его к западу, заставляя стелиться почти параллельно земле. Затем клубы дыма потемнели, стали грязно-серыми. В воздухе запахло пеплом — тяжелым дыханием Дор-Сура.

— Запоздал он в этом году, — сказала подошедшая Арина.

На ее худых плечах лежало коромысло, пустые ведра раскачивались и тихонько бренчали. Кельман рассеяно улыбнулся жене.

— Сказывают, что возле источника какой-то сумасшедший поселился, — поделилась она. Ее густые черные брови, так выделявшиеся на скуластом невыразительном лице, сошлись на переносице. — Милостыню просит.

— Подай, коли просит. Благое дело.

— Может, и подам. Ежели выглядит жалостливо.

Обувшись в стоявшие возле ступенек башмаки, она решительно направилась прочь. Оставшийся один Кельман снова погрузился в наблюдения за вулканом.

Дор-Сур истекал огнем. Жаркий поток устремился вниз по склону горы, сжигая все на своем пути. Только здесь, на Да-Шил — «невредимом в пламени» — было безопасно. Лава ударится об его подножие и потечет по проторенному пути, огибая величественный утес с востока.

Кельман вздохнул. Когда вулкан успокоится и жидкий огонь окаменеет, для жителей поселка начнется тяжелое время. Все, от мала до велика, пойдут к Дор-Суру собирать выброшенные им обломки горных пород. Потом находки переберут, отделяя годные на продажу искриты от бесполезных шлаков. Еще несколько месяцев спустя приедут купцы, предлагая свой товар взамен на темные сияющие самоцветы.

— Вы только посмотрите на него! Стоит и пялится! Извержения он никогда не видел! — Вернувшаяся от источника Арина пребывала, судя по всему, не в самом хорошем расположении духа.

— Душенька, не гуди.

— Я тебе покажу «не гуди»! — она брякнула ведра на землю и ухватила Кельмана за окладистую седоватую бороду. — Ишь! Разотдыхался тут, пока жена в поте лица трудится.

— Тоже мне труд — сто шагов пройти, с соседушками калякая.

— А вот и труд! — Костлявые ладошки Арины забарабанили по