Современный зарубежный детектив-11. Книги 1-19 - Сол Херцог

Помимо двух агентов службы безопасности у двери, единственным присутствующим человеком был бармен, стоявший за стойкой, одетый в белую рубашку и галстук-бабочку.

Из небольшого динамика на потолке звучала крестьянская музыка.

«Где мы?» — спросил Киров одного из агентов.

«Любимый ресторан президента», — сказал охранник.

«Еда настолько хороша?»

«Это лучше, чем хорошо», — сказал агент, и выражение его лица было таким серьезным, как будто он давал показания.

Бармен поднял взгляд от стакана, который он протирал, и сказал:

«Что это будет?»

Киров прищурился, разглядывая бутылки за барной стойкой — всё было первоклассного качества — и сказал: «Удиви меня».

Он сел за столик напротив бара (он был единственным накрытым) и закурил сигару.

Через мгновение бармен подошёл и поставил перед ним на салфетке хрустальный бокал. «Это тридцатилетний Порт-Эллен».

«Они вам рассказали, что мне нравится», — сказал Киров.

«Они меня просветили».

Киров откинулся назад и сделал глоток. Вино оказалось крепким, тягучим, почти как дёготь, словно его выдерживали в бочках из-под дизельного топлива.

Он закашлялся.

«Все в порядке?» — спросил бармен.

«На вкус как бензин».

«Очень хорошо, сэр», — сказал бармен и оставил его наслаждаться коктейлем.

Киров собирался сделать еще глоток, когда дверь в ресторан открылась.

Это был президент.

Он был с ног до головы одет в яркий костюм из коричневого бархата, который делал его похожим скорее на статиста из фильма Джона Траволты, чем на лидера одной из самых могущественных стран на планете.

Ничто во Владимире Молотове не соответствовало этому шаблону: ни яркая одежда, ни тщательно выверенные манеры, и уж точно не инкрустированные бриллиантами солнцезащитные очки из чистого золота, которые он снял и положил на стол перед Кировым.

Киров встал в знак приветствия, и президент жестом пригласил его сесть обратно.

«Бармен, — крикнул он. — Шампанское! Я давно этого человека не видел. Сколько это было?»

«Слишком долго, господин президент».

«Слишком долго», — рявкнул президент.

Президент славился своей шумностью. Он был душой компании. Он постоянно совершал ошибки на международных саммитах и оскорблял практически всех лидеров на мировой арене.

Но Киров знал его раньше. Когда он был ещё скромным агентом КГБ, осваивающим свой путь и постигающим своё ремесло. Тогда он был совершенно обычным парнем, но за несколько лет сумел преобразиться до неузнаваемости. Он боготворил дона Корлеоне и часами оттачивал перед зеркалом каждую манеру, каждый жест, каждую интонацию голоса.

Ничто из того, что Киров увидел сейчас, ни бравада, ни мачизм не были присущи этому человеку.

Все это было притворством.

Персона.

Осознанный выбор.

Как будто сам Дьявол однажды ночью обратился к Владимиру Молотову и сказал ему, что он может стать самым могущественным человеком на планете, человеком с абсолютной властью, который заставит народы дрожать, а президентов — дрожать в своих сапогах.

Он мог бы стать Богом.

И все, что ему нужно было сделать, чтобы получить ее, — это сыграть роль.

Произнесите слова.

Не отступать, когда дело доходит до крови.

Официант подошел с шампанским и налил два бокала.

Затем он принес президенту сигару Cohiba и золотую зажигалку.

Президент закурил сигару и, затягиваясь, сказал Кирову: «Надеюсь, вы нагуляли аппетит, ведь здесь подают лучшую еду в мире. Все секретные рецепты».

Киров кивнул, и они чокнулись.

Президент выглядел расслабленным, довольным своим присутствием, словно никуда не торопился, но Киров знал, что на горизонте что-то важное. Он не просто пересек Атлантику, чтобы обсуждать рецепты.

Он подождал, пока сигара президента не догорит, а затем закурил сам.

«Вы знаете, почему вы здесь?» — сказал президент, осушив свой бокал.

«Я предполагаю, что это как-то связано со взрывами посольств», — сказал Киров.

«Это полностью связано со взрывами. Они подтвердили то, о чём я вам говорю уже тридцать лет».

«Они слабее, чем кажутся», — сказал Киров.

«Они не просто слабые, Киров. Они сделаны из соломы. Мы можем сейчас сделать что угодно и нам это сойдет с рук».

«Что-нибудь, сэр?»

«В пределах разумного».

«У нас нет прежнего сдерживающего фактора, — сказал Киров. — Они больше не считают нас экзистенциальной угрозой».

«Вот здесь-то они и совершают ошибку», — сказал президент, потягивая сигару так, что дым вырывался изо рта густыми клубами.

«Они воюют, они вовлечены в борьбу за свою жизнь, борьбу, у которой может быть только один исход, один победитель, и они слишком уперты в свои собственные задницы, чтобы осознать это».

«Они живут в мире грез, сэр».

«Вы видели, что сегодня на первой полосе The Post ?»

«Я этого не сделал, сэр».

«Национальный парк», — презрительно сказал президент. «Монтгомери хочет создать новый. Он хочет защитить птиц, Киров».

«Он одержим мелкими интересами, сэр».

«Птицы!» — воскликнул президент, ударив по столу. «Я только что, блядь, взорвал посольство в Москве, убил его дипломатов. Трупы морпехов валялись по всей улице. А этот кретин говорит про птичий заповедник».

«Их новостной цикл не способен оставаться сфокусированным».

«Киров», — сказал президент, и его глаза ярко сверкнули. «Мы снова по ним ударим. И на этот раз ударим мощно».

«Насколько сильно, сэр?»

«Мы забираем то, что принадлежит нам».

Официант подошел с тарелкой, в которой Киров сразу узнал касу марцу . Он уже видел это блюдо – традиционный овечий сыр с Сардинии, но никогда его не пробовал.

В процессе ферментации сыр буквально разлагался, вплоть до того, что в его едком жире размножались личинки мух, которые начинали ползать по нему. По мнению сардинцев, именно личинки придавали сыру его вкус. Они также утверждали, что его нужно есть, пока они ещё живы.

Теперь Киров мог их видеть — крошечные полупрозрачные червячки, которые извивались на корочке сыра и падали на тарелку.

Президент провел пальцем по краю тарелки, раздавил их, а затем положил в рот.

Киров отпил вина и постарался не показать отвращения на лице.

«Есть его вот так», — сказал президент, разрезая сыр и открывая перед собой настоящий мегаполис, кишащий жизнью. Это вызвало в памяти Кирова гнойную, гноящуюся рану.

Белая гнойная жидкость буквально сочилась из пор сырной корочки, и президент сказал: «Это называют слезами».

«Я думал, этот сыр запрещён», — сказал Киров, с ужасом наблюдая, как президент зачерпнул его ложкой и отправил в рот.

Президент пожал плечами. «Это традиция, — сказал он. — Это образ жизни.

Бюрократы никогда не поймут, что они не могут помешать людям просто жить своей жизнью».

Киров знал, что лучше не пропускать курс. Всё было испытанием.