Искатель, 2001 №12 - Анна Витальевна Малышева

Сделаем небольшое отступление. В принципе, нечеловеческий разум (если понимать под разумом позволяющую ориентироваться в окружающем мире и собственных ощущениях способность ставить и решать проблемы) уже существует — это разум животных и так называемый «искусственный интеллект». Однако, перейдя на стадию идеального (или духовного) развития, человеческое сознание достигло таких высот, когда копия не может быть менее совершенна, чем оригинал. Каким же может оказаться новое, надчеловеческое сознание?

Ответить на этот вопрос так же трудно, как и на вопрос о том, что чувствовала бы и как мыслила бы голова профессора Доуэля, отделенная от тела и тем самым лишенная одной из важнейших составляющих сознания и чувства «Я» — «схемы тела». Вполне возможно, что именно «схема тела» является основной подпоркой или «становым хребтом» феномена Я. Одно можно сказать наверняка: суперразум или сверх-сознание — это мозг, наделенный колоссальными возможностями компьютера с точки зрения быстродействия и количества производимых операций, плюс феномен Я, или самосознание. Но самое главное состоит в возникновении идеальной способности оперировать не информацией, а ее смыслом! Разница в том, что информация закодирована в материальных носителях, поэтому каждое ее «прочтение» будет осуществляться одинаково (пока не наступит материальный износ носителя!), в то время как смысловое понимание информации зависит от сиюминутно меняющегося контекста или настроения понимающего! Смысл неуловим, сиюминутен, идеален и не кодируется никакими материальными носителями!

А теперь вернемся к нашей главной проблеме — проблеме нарушения симметрии между Я и не-Я в пользу первого. Поскольку главное отличие человеческого сознания от всех остальных состоит в огромной эмоциональной составляющей (в любом языке огромное количество слов несет эмоциональный заряд или какую-то моральную оценку!), постольку вполне разумно предположить следующее: для нарушения этой четвертой симметрии необходим сильнейший стресс, способный породить эмоции, вместе с тем позволить «схеме тела» осознать себя чувствующим Я и тем самым выделиться из окружающего, бесчувственного мира…»

— Ну вот, теперь ты прочла самое главное, — нетерпеливо заявил Александр, отбирая у Ольги дневник эксперимента, найденный во время обыска на квартире Аркадия Сергеевича. На обложке дневника рукой самого ученого была нарисована знакомая эмблема — черный глаз на белом фоне и белый на черном. — Все остальное уже детали. Наш клиент всячески пытался подтвердить свою догадку о том, что четвертое нарушение симметрии возможно благодаря сильнейшей эмоциональной встряске, а для этого ставил себя на место своего подопечного и даже записи порой вел как бы от его лица…

— То есть именно он совершил это жуткое убийство?

— Да, и теперь это уже доказано. Возомнил себя монстром, обладающим сверх-сознанием, и решил действовать, так сказать, от его имени. На этом и рехнулся… Это убийство настолько его потрясло, что он еле добрался до лаборатории, забыв даже закрыть за собой дверь.

— Ты знаешь, — задумчиво протянула Ольга, — а мне кажется, что дело здесь не только в его научных идеях, но и в элементарной психологической подоплеке — несчастный, брошенный женой человечек, возненавидевший всех женщин на свете… Иначе почему бы он убил одну молодую женщину да еще пытался убить вторую?

— Возможно, ты и права, — согласился Александр, — хотя, по-моему, с мужчиной он просто не справился бы.

— Да, но ты не сказал мне самого главного! — спохватилась Ольга. — Что стало с этим бедным юношей?

— Это опять какая-то мистика! — развел руками Александр. — За день до того, как моему шефу все-таки удалось добиться разрешения на осмотр лаборатории, исследования которой, кстати сказать, курировало ФСБ, во всем районе отключилось электричество! А поскольку Аркадий Сергеевич в это время сидел в палате института имени Сербского, никто не спохватился вовремя включить запасной генератор…

— Ты хочешь сказать, что этот юноша погиб?

— Увы, увы… Понимаешь, при минимальном обмене веществ, возможном лишь при температуре в пять градусов Цельсия, воздуха в капсуле ему было более чем достаточно. Но когда морозильные агрегаты остановились, температура в капсуле стала повышаться, обмен веществ усилился…

— И тогда он просто задохнулся? — ужаснулась Ольга, на что Александр мрачно кивнул головой. — И теперь уже никто не узнает, обладал ли он хоть каким-то сознанием или нет? А вдруг у него действительно возникли зачатки сверхсознания? Знаешь, у меня такое ощущение, словно бы какие-то потусторонние силы или высший разум…

— Что, в принципе, одно и тоже, — заметил Александр.

— …не допустили создания сверхчеловеческого сознания, — закончила Ольга. — Эй, ты что делаешь? — вскричала она минуту спустя, почувствовав, как руки Александра обвились вокруг ее стройной талии.

— Пытаюсь доказать тебе свою сверхчеловеческую любовь, — пробормотал он, зарываясь лицом в ее пышные волосы.

— А не боишься испытать на себе силу моего женского возмущения? Забыл, что я замужняя женщина?

— Надолго ли? — нехотя отстраняясь, вздохнул Александр и был немедленно удостоен лукавого ответа:

— Вплоть до нарушения четвертой симметрии!

Игорь ГЕТМАНСКИЙ

НЕ СМЕЙ ОБИЖАТЬ СЛАБЫХ!

Штефан Туччи ехал на дело. Чувствовал он себя превосходно. После отпуска за счет организации, после всех этих отелей, пляжей, вечерних карнавалов и обязательных утренних пробежек по утрам по колено в морской воде он не то что российского инженера-эмигранта — самого дьявола укокошит и, как всегда после подобных дел, положит кругленькую сумму себе в карман. Штеф был в прекрасной форме — рефлексы отточены, реакция отменная. На контрольной проверке в тире он сам в этом убедился и другим показал. И сегодня уже включился в работу — он ехал на дело: в этой «заяве» именно он идеально вписывался в интерьер.

Высокий, подтянутый, по-спортивному загорелый, Штеф Туччи как нельзя лучше годился на роль рядового охранника Компьютерного Коммерческого Центра. Центр этот находился в маленьком городке, в 50 километрах от Берлина. Штеф ехал туда. Темно-синяя форма и рубашка с погончиками и серебристыми пуговицами с аббревиатурой ККЦ уже были на нем. Пропуск на имя Карла Дика, 30-тилетнего охранника сменного наряда № 3, лежал в кармане. Что стало с этим Карлом — Штефа не очень беспокоило. Или тот проснется назавтра с больной головой в полной уверенности, что перебрал лишку, — и только потом дотырит, что проспал сутки, ха! — или не проснется уже никогда. Штеффа это не волновало, это дело организации. Его работа — предъявить пропуск Дика со своей фотокарточкой и заступить в ночную смену. В лицо Дика на проходной не знает никто, это другое подразделение, а начальник смены предупрежден о замене: дружки Карла вопросов задавать не будут. Привет, ребята,