Шесть масок смерти - Сюсукэ Митио

Не знаю, зачем учитель рассказал мне об этом, вероятно, просто вспомнил. Но, может быть, он хотел передать мне то же самое, что прямо сейчас высказал Нисикимо. Что жизнь, в которой ничего не происходит, в которой нет ничего тяжелого и грустного, – это нечто из ряда вон.

– Хорошую вещь узнал!

Я-то говорил без особого глубокого смысла, а Нисикимо показал вперед:

– Обычно это называют «лестницей ангелов»!

Среди просветов в тучах пробивались тонкие прямые лучи света, накладывающиеся один на другой.

– По этим лучам ангелы спускаются с облаков на землю!

– Вы и хотели нам это показать?

– Нет, вовсе не это!

«Тогда что же?» – подумал я. И в тот же миг рычаг переключения скоростей оказался на нейтралке, мотор заглох. Автомобиль, наверное, еще проехал бы вперед по инерции, но на воде такого не бывает. Лодка резко затормозила, и мы с Тинами снова завалились вперед, потеряв равновесие, хоть и стояли на четвереньках.

– Идите-ка сюда.

Нисикимо переместился на край лодки, подпрыгнул, схватившись обеими руками за пластиковый козырек, и забрался на задравшийся вверх нос. Он залез на это ничем не огороженное место, проделав трюк на чужой лодке, и был уверен, что мы последуем за ним, – все это было поразительно. А еще я удивился тому, как Тинами, поднявшись на ноги, схватилась за край козырька, оттолкнулась обеими ногами и тоже залезла на нос лодки.

– Братишка, давай сюда быстрее!

Мне ничего не оставалось, как осторожно залезть туда, стараясь не свалиться. Разумеется, я не мог встать в полный рост, как Нисикимо, – и я, и Тинами стояли на четвереньках. Похоже, над нами пролетал самолет – послышался приближающийся звук его двигателя.

– Встать можете?

Не дожидаясь ответа, Нисикимо одновременно взял нас за руки и потянул наверх. Первой встала Тинами; она подняла голову вверх, широко раскрыла глаза и медленно выпрямила колени. Ее ноги в серых трениках тряслись так, что это было видно невооруженным глазом. Я тоже встал на трясущихся ногах, опираясь на руку Нисикимо. На твердую, коричневого цвета, похожую на клешню краба руку.

– Посмотрите туда.

Линии света, направленные сквозь просветы в тучах, – лестница ангелов, как называл их Нисикимо, – освещали поверхность моря, словно прожекторы. Всего их было пять. Каждый из лучей был тонким, округлым; они располагались на равном расстоянии друг от друга, и все это выглядело как светящийся пятиугольник. Только и всего.

Интересно, что он хотел нам показать… Лодка качалась, обдуваемая боковым ветром. Если б Нисикимо не продолжал держать нас за руки, мы непременно свалились бы в море. Но, даже схватившись за его руку, мы были в шаге от падения. Мы постарались встать поровнее. С губ Нисикимо сорвался стон. А затем, несмотря на то что он сам нас сюда притащил, он пробормотал:

– Да, быть этого не может… Срань господня.

Перед нами действительно открывалась картина, в которую трудно было поверить.

У нас на глазах расцветал цветок. Размером, наверное, с поле для гольфа. Каждый из пяти лучей света, проглядывавших сквозь тучи, постепенно расширялся, превращаясь в цветочный лепесток. Прямо в центре серого пейзажа с невидимой линией горизонта, по ту сторону от слабого морского ветра, раскрывался белоснежный цветок из света; его края накладывались один на другой, соединялись, расширялись, полностью распространяясь по зоне видимости. Он был настолько ослепительно ярок, что мне захотелось хотя бы ненадолго прикрыть глаза.

– Расцвел…

Голос Нисикимо дрожал. Может быть, он плакал? Он говорил, что давно хотел увидеть это, но почему? Однажды, давным-давно, цветок чуть не показался ему, но когда это было? Он сжимал мою руку все сильнее. Наверное, больше силы стало и во второй его руке. Неужели Нисикимо действительно догадался о появлении цветка только по виду затянутого тучами неба? По-прежнему оставались одни загадки. Может быть, Тинами передумает умирать? Может быть, Тонодзава в своем сообщении выплеснул на моего брата свою досаду и стыд за поражение команды, к которому он оказался причастен? Может быть, на самом деле он не желал ему смерти? После проигрыша в финале Регионального чемпионата в соцсети брата пришло очень много ободряющих комментов. Разве все эти слова были менее значимы, чем сказанное всего лишь одним человеком? Слова победителям оказались сильны, а побежденным слабы? Победители сильные, а побежденные – слабаки? Если б Тонодзава не отправил свое сообщение, брат действительно не умер бы? Папа с мамой когда-нибудь опять заговорят, как раньше? Я снова смогу смеяться с друзьями? Представлял ли себе брат хоть чуточку, как после его смерти беззвучно распадется оставшаяся в живых наша семья? В крематории мама попросила сотрудника, чтобы в гроб положили бейсбольную перчатку. Но ей отказали, и мама заплакала, открыв рот, как ребенок. Представлял ли себе брат перед смертью, что так будет? Почему он мне ничего не сказал? Я безостановочно бросал мяч в рыбацком порту, кормил чаек хлебом, промокнув насквозь, говорил с Тинами, но ничегошеньки не мог понять. Даже если когда-нибудь я поврежу локоть, все равно наверняка ничего не пойму. Когда я учился в началке, мы с братом любили загадывать друг другу ребусы – и каждый день находили новые. Тогда у каждой загадки обязательно был ответ. А вот сейчас я даже не знаю, существуют ли ответы на мои вопросы… Я посмотрел на Тинами. Она смотрела на меня, стоя на ветру в свитшоте и трениках серого цвета, сжав губы в горизонтальную полоску. С силой во взгляде. Посмотрев на нее, я почему-то почувствовал, что у меня точно такое же выражение лица. Хотя я ничего и не понимал, но это ощутил четко.

Смерть девочки, которая не улыбалась

Как было написано в статье, на кенотафе для цветов лежало огромное число букетов.

Десятилетняя девочка погибла на проезжей части. Она упала лицом вниз, а когда прохожие поспешно подбежали к ней, она уже не дышала.

В статье была опубликована прижизненная фотография девочки. На ее лоб падали лучи солнца, проглядывавшие сквозь деревья, она стояла и смотрела на нас с улыбкой, совсем не догадываясь, что с ней случится в будущем.

Я знаю, кто ее убил.

Но, наверное, я умру, так никому и не рассказав об этом.

Я допил бульон, оставшийся от быстрорастворимой лапши, и увидел на дне выстроившиеся в ряд буквы «SOS».

Продолжая держать пластиковую плошку обеими руками, я медленно наклонился вперед. Отодвинулся на такое расстояние, чтобы мои дальнозоркие глаза смогли сфокусироваться, но все равно оставшиеся кусочки лапши явно выстроились в «S», «O», «S».

Что означала эта аббревиатура? Я напрягал свою память, вытирая остатки бульона вокруг рта. Точно, это Save Our Souls («Спасите наши души») или Save Our Ship («Спасите наш корабль»). Так объяснял наш учитель английского в институте. Выпустившись, я сам стал преподавать