Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

плече ни в коем случае не был выкрашен луковой шелухой — его окунули в жидкое золото, которое на воздухе слегка потемнело. Девушка вздохнула радостно:

— Надо уметь меняться, не меняясь.

— Где ты узнала мой адрес?

— Твой напарник по кабинету сказал.

От нее пахло… Не духами и не дезодорантами, а не то арбузом, не то свежевыловленной корюшкой. Нет, скошенной травой от нее пахло.

— Ты зачем пришла?

— Как? — удивилась она от души.

— Тебя приглашали?

Какое там приглашение, если майор прямо указал на нее, как на очевидную подозреваемую. Вместо ответа она прикоснулась пальцами к моей руке.

— В жару дама должна вызывать у мужчины чувство прохлады.

— Жары нет, и ты не дама, — разозлился я.

— Почему держишь человека за дверью? — охладил меня голос подошедшей Лолы.

Человек этим воспользовался и шагнул в переднюю. Моей злости прибавилось, но злости странной: в лице она наверняка не проступала.

— Тогда познакомь, — предложила Лола.

— Это твоя мама? — доброжелательно поинтересовалась Белокоровина.

Махровый коричневый халат плотное Лолино тело, так сказать, медвежатил. Красный шарф на мокрой голове выглядел кичкой; бабулька с пирогами.

— Не мама, а жена, — отрезала Лола.

— Он сказал, что не женат, — слабо удивилась Люба.

— Что тут происходит? — В Лоле заговорил руководитель.

— Вот именно, — поддержал я.

— Кто вы такая и зачем пришли? — Лола все активнее входила в должность.

— Пришла, чтобы выйти замуж, — призналась гостья с нескрываемой радостью.

— За кого? — опешила Лола.

— Не за вас же.

Мне надо было говорить, мне надо было действовать… Меня же заклинил какой-то веселый спазм. Еще бы: красивая молодая девушка делает мне предложение. Лолу тоже заклинил спазм, но она с ним пробовала справиться.

— Что за дурь? На каком основании…

— Основание есть, — перебила Люба.

— Какое же?

— Я провела с ним ночь.

— Провела? — спросила Лола уже у меня.

— Провела, — пришлось мне признаться. — Но я ее допрашивал.

— И обещал на мне жениться, — самодовольно добавила Люба.

— Обещал? — не поверила Лола.

— Было дело, но в порядке следственной тактики.

Говорят, квадратные глаза. Лола смотрела на меня, словно я перевоплотился в инопланетянина. Ее обычно круглые глаза стали… нет, не квадратными — треугольными. Уж не знаю, что они излучали, но по моей спине побежала какая-то чешуйчатая рябь. Я поежился вопросительно: ждал крика, упрека, слез. Лола оказалась женщиной мудрой. Переспросила меня почти участливо:

— Ночь провел?

— Провел, но…

— Жениться обещал?

— Обещал, но…

— Тогда будь мужчиной — женись!

Она сорвала с головы красную кичку и скрылась в комнате. Минут пять ее не было. Мы стояли друг против друга: Люба улыбалась, и, как ни парадоксально, улыбался я, видимо, улыбкой человека, получившего бутылкой по голове.

Уже в куртке, уже с сумкой, Лола на скорости раздвинула нас, как ледокол, и ушла, хлопнув дверью. Одурение меня отпустило. Мне захотелось на эту Белокоровину гаркнуть матюжно. Но вместо гарка я сообщил ей почти соболезнующе:

— Люба, ты либо круглая дура, либо патологическая дрянь.

— Игорь, я не то и не другое.

— Что же ты, что?

— Подумай.

И она ушла — тоже.

30

А то мне больше не о чем думать. Уход Лолы почти не расстроил — раза три уходила. К маме. Вернется, тем более что повода нет, а есть недоразумение. В Бурепроломном навещу эту прикольную Любку и сделаю официальное внушение типа предупреждения.

Но в Бурепроломе я пошел на рабочее место Митьки Брыкалова. Встретил он меня, приплясывая:

— Не иначе как манят шашлыки.

— А почем?

— Для милиции за счет заведения.

— Только за деньги.

Так и не сошлись: бесплатно я не хотел, деньги он не брал. Похоже, шашлыками никто не интересовался, но огонь в его печке-монстре горел. Взрывпакет не то фыркнул, не то хохотнул:

— Милицию не шашлыки интересуют, а лесовозы.

— Соображаешь.

— Как не соображать, если ты бревна шевелил да водилу обыскивал. Чего шцешь-то?

— Соображай дальше, ты калач тертый.

— Я не вор, — понял он мой намек, — судился по экономической статье.

— И что же сделал?

— Морг неправильно приватизировал.

— Неправильно? Двух покойников на задворки выбросил.

— Они из чужого морга.

Удивляло не преступление, а Митькин тон — ни капли стыда. И так у большинства преступников. Признавали свою вину, рассказывали, подчас с подробностями, но не стыдились. Какой же дьявол выел стыд в русском человеке? В России быть преступником — не стыдно. Работают целые институты, разрабатывая способы борьбы с правонарушителями… Без толку. Преступность начнет замирать, когда ударить человека или обокрасть его квартиру будет стыдно.

Взрывпакет взялся за шашлыки: подкатили две девицы на «шестерке». Потом парнишка на какой-то иномарке. Затем семья на «мерсе». Автомобилей в городе, да и в мире, прибывало. Думаю, так где-нибудь в году две тысячи тридцатом на каждого человека будет по три машины, но кислород на планете кончится.

Я сел меж двух штабелей пустых ящиков так, чтобы с шоссе быть невидимым. За все время проехали всего два лесовоза и не остановились. От нечего делать я наблюдал за Митькой.

Он нанизывал мясо на шампуры, подбрасывал дрова, жарил, подавал, шутил — делал все ловко и весело. Нечто среднее меж официантом ресторана и трактирным половым. Какова же его роль в контрабандном потоке? И мне пришла дельная оперативная мысль: последить за его домом. Правда, там негде притаиться. А если сесть с биноклем у его соседа, того самого, который мечтает о ракете «дача-дача»?

Брыкалов отпустил клиентов и подошел ко мне. Он нагнул и без того гнутое тело, словно захотел меня клюнуть своим остро-горбатым носом. Я похвалил его:

— Клиенты довольны, спасибо говорят…

— Маленький рубль приятнее большого спасиба.

— У тебя богатый дом. И все не хватает?

— Опер, наивняк гонишь. Разве есть люди, которым денег хватает?

— Тебе, конкретно, зачем много денег?

— Опер, да у меня с десяток нерешенных проблем.

Я знал их. Женщины, развлечения, загрантуры, престиж, прибыль, иномарки… Разве это проблемы? Мне уже было известно, что истинные проблемы — любовь, состояние души, здоровье, счастье — не зависят от денег.

— У тебя же богатый дядя, — к месту напомнил я.

Взрывпакет взорвался:

— Кусок скотины! Дерьмом подавится, а рубля не даст.

— А Белокоровина его хвалит.

— Она сама кусок дуры. С ней-то дядька стелется, она ходит за ним.

— Он болеет, умрет, все твоим станет…

— Умрет? — бурно удивился Брыкалов. — Да он не только меня, но и Любку переживет.

— Разве? — удивился и я, правда, не бурно.

— Дядька жрет овес не хуже лошади. Пьет еловую воду, а весной пьет талую водичку. Ежедневно жует чеснок. А теперь начал употреблять перуанскую целебную траву «кошачий коготь»…

Занятный старик. Мне захотелось