Искатель, 2004 №3 - Станислав Васильевич Родионов

32

Меня начала разъедать ржа, ржавчина сомнений. Железо от нее краснеет. Не лег ли на мое лицо знак неуверенности, что для оперативника смертельно?

Работу оценивают сделанным, оценивают результатом. И глупо. Тем более при розыске. Ведь не штамповка на конвейере. Десятки помех могут исказить все старания оперативника и свести их на нет. Чем же мерить? Затраченными усилиями. Все ли сыщик сделал, что мог? Остальное от него не зависит.

Все ли я сделал, что мог? Мысль споткнулась, потому что возможности человека неизмеримы. Если так, то я сделал не все. Возможности-то неисчерпаемы…

Лола не вернулась. Да я о ней и не думал, потому что в квартире практически не находился — днями стоял на трассе и уже раза три ночевал у Андреича на раскладушке в его пункте-офисе. Чтобы не стеснять, во второй половине дома, в его квартире, жить я не захотел. Отбояриться же от обедов не удалось, поэтому ел пищу для меня непривычную и подчас неизвестную. Например, суп из маленьких сухих рыбок под названием снетки. Ну, и картошка, соленые грузди, сало, молоко… Вот кофе не было.

На трассе я искал толстенное бревно с черными сучками-ушками. Если это пустотелая домовина, то ее будут гонять постоянно. Два раза уже использовали. Главное, не показать своего интереса, поэтому я трепался со Взрывпакетом на общие темы, делал постное лицо и окидывал лесовозы как бы рассеянным взглядом. Мол, надоело, но служба.

Похоже, Митька начал мне сочувствовать и чуть было не уговорил съесть шашлык. Его бдительность я усыпил. Настораживало, что ни номера того лесовоза, ни водилы, который надул меня с чередом верблюда, не было.

Майору я предложил план, с которым он согласился…

Нет большого смысла засекать место, где товар загружали, — есть смысл лесовозы брать в пути. Одновременно все согнать в одно место, при помощи крана разгрузить и осмотреть. Операция громоздкая, поэтому ее следует подготовить.

К вечеру подошел одиннадцатый лесовоз. Ни похожего номера, ни похожего водителя. Я обошел его, разглядывая бревна. Обычная, уже поднадоевшая мне картина. Древесина, одним словом.

Я стоял в хвосте, у прицепа. Кряжей много с разными диаметрами. Между прочим, не только сосна. Вот этот — еловый, кора толще и темнее. И вообще, похож на бегемота… С рожками-сучками…

Я дернулся и глянул на Митьку, который готовил водителю шашлык. Тот из кабины не выходил, в ней съест. Меня это устраивало.

Я изучал бревно. Темно-каряя морщинистая кора. Кряж лежал высоко, поверх всей древесины. Лишь вид снизу торчавшего комля… Я подтянулся, вскинул ноги, влез на бревна и дополз до вершины, где бревна были поперек перетянуты цепью. Пока водила жует шашлык…

Я изучал наплывы, сучочки, изгибы… Дерево старое, кора толстая. Какой-нибудь бы инструмент, стамесочку бы… Я ползал по стволу на коленях от хвоста до кабины. Зря трачу время? И в глазах Митьки выгляжу дураком. Но в этом лесовозе люди исчезали бесследно. Кстати, почему бегемотный кряж лежит сверху — для удобства? Как слепой, я провел кончиками пальцев по бугристой коре…

Кора бугристая, но откуда тонкая, геометрически прямая поперечная линия? Шов? Я крикнул:

— Мить, подай-ка мне ножик!

— Подать ножик? — переспросил, вернее, прокричал он так, что в лесу было слышно.

Уж в кабине-то наверняка…

Камазовский мотор взревел, поперхнулся газом и заработал так мощно, что бревна нервно затрепетали. В следующий миг лесовоз сорвался с места прямо-таки спринтерски. Не устояв на ногах, я рухнул на стволы. Видимо, расчет шофера был круче, что ковырнусь я на землю.

В ушах свистел ветер, цепь била по пальцам, бревна тяжело и нервно шевелились… Я держался. Я даже вынул из кармана металлические пять рублей и попробовал засунуть в шов. Монета не шла…

Бурепроломный остался позади. Что делать? Добраться до кабины? Она отгорожена высокой крупной решеткой. Спрыгнуть? А что дальше? Стрелять? Но куда и в кого?

КамАЗ вильнул, съехал с трассы и понесся по проселочной дороге. Затрясло. Я боялся, что нога попадет меж бревен, поэтому крепче уперся задом в кряж. Водила скорости не сбавлял. На ухабе аж подбросило. Странная физика: бревна должны ходить поперек, но кряж подо мной вроде поехал вдоль. Цепь ослабла? Кряж вываливается?

Я с него слез и глянул…

Кряж лежал как положили. Но шов стал шире на два пальца. Я подцепил… Край… край чего? Крышки. Верхняя полусфера бревна свободно ходила в пазах, как дверца шкафа. Я ее сдвинул еще на два пальца… Еще, уже на целую ладонь… И отпрянул, как от струи газового пистолета…

В домовине лежал человек. Худой, коричневый, неживой. После истории с черепом верблюда мысль сработала по принципу короткого замыкания. Мумия! За рубеж вывозили мумию…

Меня туг же передернуло все от того же короткого замыкания — мумия открыла глаза. Пакистанец, афганец, иранец?..

Видимо, короткое замыкание спрессовало время, потому что дальше все произошло почти одновременно.

Лесовоз остановился.

— Моя платила доллары, — сказала мумия.

Но мой затылок, казалось, треснул от непомерно тяжелого удара. Бревном? Последняя секунда… Теряя восприятие мира, я ткнулся лицом в мумию…

33

Тьма… Меня нет. Тогда откуда знаю, что меня нет? Я есть, но умер. Уже Там. Боюсь не смерти, а вечности; умираешь-то не на год, не на сто лет, а навсегда. Если я умер, то где — читал в журнале — шум, труба, свист в ушах и свет, так сказать, в конце тоннеля?

Если умер, то почему болит голова и мокро под затылком?

Может быть, со мной случилось то, что с капитаном Оладько: под эстакадой на него сыпанули вагон мелкого угля? Но я дышу, и на тело ничего не давит. Только тьма, как жидкий гудрон…

В нем, в жидком гудроне, проступила светло-желтая звездочка. Может, и раньше была, я не заметил. Звездочка не одна, вторая, третья…

Если жив, то надо действовать. Я подсунул под себя ладони и уперся — тьма над головой как бы съехала. И открылся мир, надо полагать, загробный, который мне понравился…

Тишина и покой. На небе лунный круг желтизны, чистой до прозрачности; лес кругом тоже желтый, но желтизны сероватой. Воздух остывший; нет, не остывший, а остывающий. Запах росяной травы холодил мой горячий лоб и отяжелевший затылок.

Я сидел в домовине, как младенец в деревянном корыте. В его крышке насверлили много дырочек для воздуха, которые и показались мне желтыми звездочками.

Я выполз на землю. Ноги целы. Я встал: могущий стоять может идти. Ощупал себя — никаких повреждений