Губернское зарево - Евгений Евгеньевич Сухов

Перелескова 12 руб.

Шац 12 руб. + 3 руб. (долг)

Корноухов 10 руб. 50 коп.

Попенченко 10 руб. 50 коп. + 5 руб. (долг)

Квасникова 7 руб. 50 коп. + 1 руб. 20 коп. (долг)

– Надо переписать эти номера процентных бумаг и отдать их околоточному надзирателю Петухову, – сказал Иван Федорович. – Авось вплывут в каком-нибудь ломбарде или преступник станет стричь купоны с них. Тут-то мы его и возьмем…

– Я не думаю, что он настолько глуп, что немедленно начнет получать с доходных бумаг проценты, – отозвался Песков.

– Я тоже так не думаю, – кивнул Воловцов. – Но это еще один шанс выйти на убийцу. А что с Попенченко? – спросил он, когда с тетрадью Кокошиной следователи вернулись в дом Феодоры Силантьевны, ставший как бы штаб-квартирой расследования.

– Ничего пока, – ответил Песков. – Ищут. А вы… А ты на похороны Кокошиной пойдешь?

– А надо? – вопросительно посмотрел на титулярного советника коллежский советник.

– Наверное, – пожал плечами Песков.

Отпевали Кокошину в пятиглавом Николо-Ямском храме.

Вся слобода была здесь, пришли даже старики и старухи, слезающие раз в год с полатей, и то по обещанию. Духота стояла страшенная, некоторые даже во время богослужения выходили на воздух подышать. Когда стали читать Евангелие, Воловцов услышал шепот, явно обращенный к нему:

– Господин судебный следователь, а, господин судебный следователь, вы на Ефимку-то гляньте. На ём ведь лица нет, стоит-шатается…

Иван Федорович огляделся и обнаружил подле себя Аверьяна Архипова. Тот взглядом указывал на Ефимку, стоящего в толпе с бледным лицом.

– На вас тоже лица нет, – прошептал в ответ Иван Федорович.

– Так у меня это от духоты, а у него – от страха, – снова зашептал Архипов. – Он дважды уже из церквы выходил отдышаться. Известное же дело: убивцы богослужение по убиенному ими человеку вынести никогда не могут, им завсегда худо делается. А когда все с покойницей прощались, он в сторонку отошел. Потому как страшится, что убиенная им Марья Степановна из гроба восстанет и на него перстом своим укажет. Такие случаи уже бывали…

– Отойдите вы со своими разговорами, – зашипел на него Воловцов. – Мешаете вы мне…

– Мотрите, – явно обиделся на судебного следователя Архипов, – как бы потом локотки не пришлось кусать…

Иван Федорович так зыркнул на приставучего мужика, что тот даже съежился под его взглядом. А потом исчез, будто испарился.

Похоронили Кокошину на Скорбященском кладбище. На поминки Иван Федорович Воловцов не пошел, поскольку близким знакомым усопшей он не числился и не хотел разговоров да пересудов за его спиной, а еще более – прямых расспросов. И так по слободе ходил слух, будто он из Москвы специально приехал расследовать ужасную смерть Кокошиной, и будто сам государь император повелел ему в специальном письменном приказе разобраться в сем деле предельно досконально и с наивысшей тщательностью, а по раскрытии дела приехать в Петербург и лично ему доложить.

Тетушка вернулась с поминок, когда стало смеркаться. Была она малость выпивши, и глаза у нее влажно поблескивали: жалко было ей свою товарку, которую погребли в холодную октябрьскую землю зараньше назначенного Господом срока.

Она долго бренчала на кухне посудой: то ли мыла, то ли складывала ее куда, а потом вошла в комнату и спросила:

– А этот-то змей пошто в церкви к тебе ластился?

– Какой «змей»? – не понял Иван Федорович.

– Да Архипов. Чего он тебе говорил?

– А-а, – протянул Воловцов, – этот-то… Говорил, что это дворник Ефимка Кокошину убил. Поэтому, мол, тот бледный такой и едва стоит, и даже проститься с Кокошиной не подошел…

– А он что, и правда не подошел проститься? – переспросила тетушка.

– А я почем знаю? – в тон ей ответил Иван Федорович.

– Врет, поди, – немного помолчав, заметила Феодора Силантьевна. – У него с Ефимкой давние счеты…

– Да какие такие давние «счеты» могут быть у сорокалетнего мужика с молодым парнем, которому и двадцати годов-то еще нет? – удивился Воловцов словам тетушки.

– Не скажи-и… – протянула Феодора Силантьевна. – Когда прежний дворник, Степан, с катушек слетел, запил, а потом и вовсе запропал, на его место претензию стали иметь двое: Ефимка и этот Аверьян. Архипов уж лет двадцать как дворником служил по разным домам, а Ефимка, как отца потерял, разными работами подрабатывал, то тут, то там, ну, и как-то прижился в нашей слободе. Отца его, Афанасия, я довольно хорошо знала. Его лесами задавило, когда он нашу слободскую церквушку штукатурил. А Аверьяну его прежние хозяева жалованье платить перестали, невесть по какой причине, и он от них уйти хотел. Уж как он Марью-то упрашивал взять его, ан нет, Кокошина Ефимку выбрала, поскольку характер этого Аверьяна и ей был хорошо известен. К тому же она и отца Ефимкиного знала: он со своим родственником каким-то дальним лет пять назад ремонт в ее доме делали, дранку меняли да прогнившие полы перестилали. Верно, работали хорошо и деньгу заоблачную за работу не затребовали. И вот когда Кокошина Ефимку выбрала, Аверьян озлился. Многие тогда слышали, как он Ефимку хаял и обещал ему устроить «сладкую жизнь». Со свету обещался сжить. Вот, выполняет, видно, он свое обещание…

– Ясно, – понял все относительно Аверьяна и сказанных им слов Воловцов. Личная неприязнь – вот что не давало покоя Архипову и заставляло клепать и кляузничать на людей. Видать, не только бабы бывают ядовитыми…

Вечер закончился как-то незаметно.

Вообще, осенние вечера коротки: вот только что был день, потом небо потемнело, прошло совсем чуть времени, а за окном уже ночь.

А что делают порядочные люди ночью?

Правильно… Спят.

Глава 8

Как становятся «титанами», или Триумф околоточного надзирателя Петухова

Гимназисты бывают разные…

Есть такие гимназисты, которые спят и видят себя вступившими после окончания гимназии в должность и получившими первый классный чин. Ибо за первым классным чином последует второй, а за вторым – третий. А чины, милостивые государи, это не только запись в формулярном списке – наиважнейшем документе, характеризующем личность его владельца, но уважение и почет. И, разумеется, повышение в должности и жалованье. Двадцать лет – и можно по выслуге уйти с орденком Святого Станислава в петличке и с полным пенсионом в отставку в чине титулярного, а то и надворного советника и начать хлопотать о присвоении наследственного дворянского титула. После чего жить в свое удовольствие или затеять свое дело в виде бумагопрядильной фабрики, свечного или мыловаренного заводика или выставочного художественного салона на одном из оживленных городских перекрестков…

Имеются такие гимназисты, что ждут не дождутся окончания гимназического курса