Смерть в квадрате - Евгения Витальевна Кретова

Макс прищурился:

– Врёшь, не так было.

Нелейко уставился на него с долей неприязни, покраснел:

– ОК, признаюсь, сначала косметичку вытащил, на её место впихнул… Вот люди, до отказа чемоданы набивают, замок едва застегнулся…

Макс припечатал его взглядом:

– Это я у тебя ещё и прощения просить должен?

– Подавись ты своим прощением, – парень стушевался.

Макс прикрикнул:

– Куда косметику дел?

Нелейко поморщился:

– Да выбросил я её, конечно, зачем мне девчоночьи штучки?..

В кармане Макса зазвонил мобильный.

– Да! – он сверлил взглядом Нелейко.

– С Настюшей всё в порядке, съездил – проверил, всё в ажуре…

Сердце, только что тяжело бившееся в груди, скрипнуло и остановилось на миг.

– Что?

Бочкин повторил. Макс тряхнул головой.

– Тимур, что с Настей?

– Вот черт… а ты не в курсе? – голос Бочкина стал тонким и виноватым.

– Нет.

– А… Ну…

– Тимур? Что с Настей, блин?

Бочкин заторопился:

– Да нормально все, в больницу положили, температурка-рвота-понос, всё в ажуре!

Сердце с грохотом запустилось, в ушах Макса звякнуло, стало больно под ребрами. Бочкин лепетал:

– Врач у нее мировой, я познакомился, заверил, что пара-тройка дней. И Настюша твоя новенькой уже будет! Всё под контролем, Макс, ну правда… Не молчи, а? Я ж не знал, что жена тебе ничего не сказала, спецом позвонил, чтобы ты не думал, что я своего слова не держу… Ты ж меня знаешь, Макс, знаешь ведь? Макс?..

Капитан Александров отмер, выдохнул:

– Точно все нормально там у них?

Бочкин оживился:

– Железобетонно! Все под контролем. Парни уже съездили, бульончик привезли, куриный, как доктор прописал, с сухариками…

– Бульончик с сухариками? Откуда?

– Так в столовке Мария Кузьминична наша наварила-насушила! Сердобольная женщина, говорю ж, под контролем у меня все…

Макс выдохнул с облегчением: надо не забыть поругать Аделию, что не сказала про болезнь дочери. А пока он вернулся к Нелейко, попрощался с Тимуром, который до самого отбоя рассыпался в заверениях, что не бросит в беде и одиночестве беззащитную женщину с малолетним больным «дитём» на руках посреди чужого города.

– Болтун, – проворчал Макс и отключился. Спрятал мобильный и подбоченился. Посмотрел на Нелейко: – Так теперь ты…

Макс подхватил его под локоть, потащил из сортировочной зоны; парень не упирался.

– Слышал? У меня дочь в больнице, а я тут с тобой по складам гоняюсь… А мне домой до зарезу надо, понял?! Рассказывай, как твоего Сорова найти.

Глава 16

Уже утром следующего дня после госпитализации Настя закатила скандал, что ее не ведут на море. Ревела так, что снова поднялась температура и открылась рвота.

– Солнышко, хочешь на море – давай не реветь, а лечиться, – предложила Аделия всхлипывающей дочери. Та обиженно отвернулась к стене.

Аделия положила прохладную руку на лоб, поцокала языком.

Дверь скрипнула, приоткрываясь – в образовавшуюся щель показалась курчавая голова Бочкина.

– Все, успокоилась? – спросил он, кивнув на спящую Настю. – Я вот все удивляюсь, откуда в таких маленьких тельцах, столько крика? Это ж взрослый не всегда так сможет, без особой подготовки-то…

Он осторожно просочился в палату.

– А вы откуда знаете, что она плакала…

Бочкин покосился на нее:

– То, что я слышал с первого этажа, деликатно «плачем» никак не назвать, – пробормотал он. Но спохватился, напоровшись на взгляд Аделии. – Да, я неважный отец, супруга мне об этом не раз говорила… Но я принес вам детское питание, которое вы просили, памперсы и перекус.

Он потряс пакетом-майкой, пристроил его на угол кровати.

Аделия поблагодарила, поднялась и направилась в коридор, поманив за собой Бочкина. Притворила аккуратно дверь, оставив узкую щель в палату.

– Что от Макса слышно?

– Работает, – с готовностью отозвался Бочкин и усердно закивал.

– Это я сама знаю. Когда освободится?

Бочкин посмотрел на нее с опаской и жалобно.

– Он старается, правда… Но там такая чехарда, в этом Челябинске: девушку вот только все видели, а потом вдруг резко перестали… Мистика какая-то.

– Никакой мистики нет, – отрезала Аделия.

Да, она гадала и держала салон магии, а еще она называла себя провидицей в пятом поколении Аделией Мило, в рекламных целях, естественно. И все это скорее подтверждало, что никаких сверхъестественных сил не существует. Есть сверхъестественная жадность, сверхъестественная доверчивость, а еще – сверхъестественная глупость. Но никакого отношения ни одна из них не имели к Божественному провидению. Это не отменяло убежденность, что жизнь во многом предписана и предопределена – нашим рождением, характером, воспитанием и устремлениями – и вот их-то Аделия и пыталась считать по картам. Для их чтения она и применяла два своих высших образования.

– Никакой мистики в том, что человек пропал, – она сложила руки на груди и помрачнела: этот парень ее будто бы боялся. И со своим комментарием о мистике определенно хотел наладить контакт с ней как с «человеком не от мира сего». – Просто кто-то плохо работает.

Бочкин криво усмехнулся:

– Это вы сейчас про Макса?

– Макс – отличный следователь. Поэтому в Челябинске сейчас он. – Она примирительно вздохнула. – Простите, я просто жутко устала от такого отпуска… Честное слово, уже хочется в промозглую Москву, в дождь и слякоть, но чтобы дома, вместе с мужем и дочь здорова… Спасибо, что принесли продукты и всё необходимое, не знаю, что бы я без вас делала.

Бочкин неожиданно покраснел. Оказалось, что такие импозантные молодые мужчины, внешне неприступные и обвешанные броней сарказма и цинизма, краснеют точно так же, как и обычные люди – сперва чуть оттопырились и будто налились кровью уши, потом краска расплескалась по щекам и медленно сползла на шею, оставив на лбу, по линии роста волос, бисеринки пота. Бочкин Тимур Альбертович краснел именно так. Он отвел взгляд, за короткое мгновение вернув себе самообладание, и взглянул на Аделию уже привычно.

– Еще что-то нужно? Я завтра на сутки заступаю, сам вряд ли смогу заехать, кого-нибудь пришлю.

– Спасибо, ничего не надо. Я надеюсь, что нас завтра уже выпишут.

Выписали их спустя еще сутки. И то врач бы подержал их подольше, но все отделение устало от воплей Насти.

– Ты решила, чтобы тебя здесь запомнили ужасным ребенком? – спрашивала ее Аделия.

Дочь она не узнавала – спокойный, самостоятельный ребенок в больнице продавил все возможные красные линии и откровенно измывался над взрослыми.

– Ты же понимаешь, что все твое поведение я запоминаю и принимаю к сведению, – говорила Аделия, натыкаясь на упрямое молчание дочери. – И нам придется работать над твоим поведением.

Дочь неохотно кивнула и призналась:

– Домой хочу…

До дома было почти две тысячи километров и четыре дня