Анатомия безумия - А. Фрей

– Мы не давим на вас, просто хотим уточнить детали, – спокойно пояснил Роберт.

– Вы меня подозреваете?

– Нет, – солгала Джейн.

– Нет, я думаю, мне следует позвонить моему адвокату… Вы очень странно со мной общаетесь. Папа всегда говорил не общаться с полицией. Я вас знаю. Подкинете мне что-нибудь еще.

– Зачем вам адвокат, если вы не убивали Эрика? – спросил Палмер. – Он ведь не нужен вам в простой беседе. Вы свидетель.

Камилла задумалась, вглядываясь в лица детективов. В ее больших голубых глазах сверкало недоверие и азарт, будто она прикидывала, кто сможет обмануть больше, будто это была игра. Джейн стиснула челюсти и склонила голову чуть набок. Она не хотела нарушать протокол. Только не снова.

Детективы ходили по очень тонкой грани: Камилла уже завела речь про адвоката, дальнейший допрос будет похож на прогулку по весеннему льду. Один неверный шаг – все тщетно: показания аннулируют, а Джейн и Роберту придется писать объяснительные. Снова. Сейчас Лотнер была вправе прекратить беседу и действительно позвать своего адвоката или потребовать государственного защитника, однако она лишь лукаво улыбнулась, почувствовав, что надавила на нужное место, нашла ахиллесову пяту.

Беседы с недееспособными, да еще и без защитника или представителя – рискованная затея. Детективы прекрасно знали, что грубо нарушают процессуальный кодекс, однако выбора не было. Порой в целях расследования необходимо преступить закон. Одно маленькое нарушение никому не навредит, правда? Главное, что цель благая. Главное, что мотивы благородные.

Сделка с совестью. Снова.

– Вы еще что-то хотели узнать? – скучающе спросила Камилла.

– Как с вами обращаются тут? – Джейн подняла взгляд на девушку. – Не обижают? Не делают ничего… Странного.

– Меня заперли тут без каких-либо оснований, – произнесла Лотнер. – Я такая же нормальная, как и ты. Или ты думаешь иначе? Если ты сидишь по ту сторону стола, то сразу не сумасшедшая, да? Кто халат надеть успел, тот и доктор? Так вы считаете? Я в эти игры играть не хочу. Детективы, доктора… Кто дальше будет?

Джейн оторопела. Она бросила быстрый взгляд на напарника, однако тот сосредоточил все свое внимание на разговорившейся пациентке.

– Остров проклятых… – произнесла она. – Все как у нас, да? Не замечали сходства? – Камилла усмехнулась.

– Мисс Лотнер, – произнес Роберт. – Мы просто хотели узнать, как вы себя чувствуете здесь. Мы хотим помочь, если что-то не так.

– Помочь? Мне? – она возмущенно указала на себя пальцем. – Нет уж, милые. Вы сначала себе помогите, потом про меня думайте. Даже в самолетах говорят: маску сначала надо надеть на себя.

***

Джейн гладила пальцем монетку. Она сидела на кресле перед кабинетом доктора Берна и не могла перестать думать о последнем допросе, который, как бы она не отрицала, выбил ее из колеи.

Слова Камиллы казались такими разумными поначалу, что в груди Джейн затлела робкая надежда на скорое окончание всего этого цирка. Девушка до боли сжала монету в руках и прижалась пульсирующим от боли виском к холодной стене. За дверью кабинета раздавались приглушенные голоса, легче было сконцентрироваться на них, чем прислушаться к неуемным голосам в собственной голове.

Что, если Джейн и впрямь сошла с ума? Что, если в попытках сбежать от жестокой реальности она придумала себе сюжет про расследование и убийство?

Нет, такого быть не могло. Она точно была уверена, что знала бы о своей болезни. По крайней мере, она очень хотела верить в эту мысль. «Фаррер» сводил с ума. Ежедневные разговоры с безумцами заставили Джейн сомневаться в здравости собственного рассудка, задаться вопросом о нормальности. Что является критерием? Кто этот критерий вообще придумал? Кто взял на себя право определить норму и очертить границы? В своей жизни Джейн довелось встретить немало людей, которых она с радостью упекла бы в лечебницу до конца их дней. Порой таким человеком была она сама. Однако одна отчетливая мысль не давала ей покоя с момента, как за спиной захлопнулась дверь в импровизированную допросную.

Безумие – это спектр, а не абсолютная категория.

И каждый немного безумен, вопрос один: в какой степени?

8. Стены не моргают

Per fas et nefas[(лат.) Правдами и неправдами]

Роберт сидел в полной тишине, рассматривая планировку «Фаррера». Покоя детективу не давал пятый этаж, куда, по его мнению, следовало непременно наведаться. Загадка смерти Эрика Фисбера интересовала его куда меньше, чем остальные тайны, что врачи замели под завесу, оставив следователям вылощенную и облагороженную экспозицию, ни капли не похожую на реальность. Роберт не понимал, откуда у него такое отчаянное желание докопаться до истины, потому что уже несколько лет он относился к делам механически: от него требовалось следовать методичкам, работать по уставу и стать удобным роботом, способным двигаться по проработанной колее в угоду слепым судьям и равнодушным капитанам. Палмер думал, что сломал себя. Раскрошил свой стержень, чтобы преклонить колени перед громоздкой и неповоротливой машиной «правосудия», превратившей процесс в рыночные отношения. В торги.

Сейчас Роберт понял, что носил маску. Маску, что так плотно срослась с его лицом, что сейчас он даже не мог наверняка сказать, кто он такой на самом деле. У него было вполне комфортное амплуа озлобленного и холодного детектива, которого сторонятся коллеги в кафетерии, но оставался и тот настоящий Роберт, что всегда норовил действовать по-своему. Тот настоящий Роберт, которого семь лет назад методично ломали, подстраивая под себя.

Почему он пробудился от долгого сна, транса? Что стало тем катализатором? Отдаленность от участка, отсутствие необходимости писать отчеты на все подряд? Атмосфера безысходности и беспомощности? Джейн?

Роберт содрогнулся, стоило ему подумать о последнем варианте. Эта взбалмошная девчонка тоже изменилась. Порой он винил себя за это. Винил себя за стремление погасить огонь из мести за то, что в нем самом осталось лишь давно не тлеющее пепелище. Детектив не видел в ней надежды, лишь грушу для битья. Сам того не осознавая, он примерил на себя роль капитана Джексона, оправдывая это стремлением оградить коллегу от того, что пришлось пережить ему самому. И Роберту удалось приучить Джейн. По крайней мере, так ему казалось.

Приручить – значит сломать и вылепить из кровоточащей и истерзанной плоти удобную марионетку.

Сейчас Джейн была такой же отчаянно погасшей, как и он. И это осознание отчего-то опечалило Роберта. Если раньше он воспринимал напарницу как неконтролируемого щенка, то сейчас в ее серых глазах он видел отражение собственного исступленного бессилия человека, осознавшего ничтожность перед лицом безжалостной системы.

Каждый – винтик давно прогнившего механизма, обреченный также проржаветь и раскрошиться. Таковы неписанные правила, негласные пункты устава.