Карамельные дюны - Алина Егорова

очень не хотелось выглядеть подлецом, дескать, охмурил девушку, поиграл с ней и бросил. Он не подонок какой-нибудь, чтобы как последняя скотина объявить однажды: все, милая, любовь прошла, давай останемся друзьями. Поэтому Снегирев оттягивал неприятный момент, когда нужно будет объясняться и отвечать за свои слова. Он, как обычно, положился на судьбу — само как-нибудь уладится.

Альмире было очень неуютно находиться в подвешенном состоянии, и ее бы уже устроило любое решение приятеля, лишь бы он скорей определился. Она не верила, что Сергей захочет остаться с ней, но, как ни странно, продолжала на что-то надеяться. По обыкновению со всеми своими тревогами и сомнениями Альма пришла к матери.

— Так ты говоришь, он не собирается на тебе жениться? — встревожилась Нина Яковлевна. Подобный поворот событий она ожидала, но ей хотелось думать, что все обойдется. Должно же ее нескладной дочке наконец повезти?!

— Серега сказал, что подумает. И еще просил не давить на него.

— А ты что, давила?

— Ну, мам! Неужели я похожа на круглую дуру?! Я делала все, как ты учила: была ласковой, покладистой, во всем с ним соглашалась. Видно, зря я тебя послушалась.

— Сволочь он. Вот что я тебе скажу! И ты тут ни при чем. Просто мужики нынче измельчали — как дело касается серьезного решения, сразу в кусты, только хорохориться умеют. Но ничего. Женится. Есть одно верное средство.

В глазах дочери отразилась смесь испуга с брезгливостью: зная свою маман, Альмира предположила, что та ей предложит использовать приворотное зелье из змеиного яда и крови жаб. Но ничего подобного Нина Яковлевна не имела в виду, ее метод был стар как мир и до скуки примитивен.

— Объяви ему, что беременна.

— Но я ведь не…

— Не важно. Побольше искренности и счастья в голосе, будто бы этот ребенок для тебя свет в окошке, мечта всей твоей жизни. Он не посмеет от него отказаться.

— А как же я его потом ему предъявлю?

— Никак. У тебя случится выкидыш. После регистрации вашего брака, разумеется.

Новость об интересном положении подруги Сергея Снегирева озадачила: он уже собирался порвать с Альмирой и даже заготовил прощальную речь. Теперь получалось, что придется на ней жениться. Но они с Майей еще не развелись, да и желание отпало, но главное, он осознал, сколько потеряет в случае развода. Не хотелось ничего: ни жениться, ни разводиться. Оставить бы все как есть и ни о чем не думать, пока мысли в порядок не придут. Альмире он сказал что-то неопределенное, сам не понял что. Попытался изобразить радость, но вышло не очень убедительно.

— Теперь ты с ней разведешься? — Альмира посмотрела на возлюбленного умоляющим взглядом. Майю она по имени никогда не называла и всегда говорила о жене Сергея исключительно в третьем лице.

— Да. Все уже решено. Главное любовь, а трудности преодолеются.

Но с разводом он не спешил, и Альмира это заметила. Она оказалась в скользкой ситуации: давить на любовника нельзя, а ждать, пока он сам дозреет до развода, не хватало никаких нервов. От неопределенности Альмира готова была лезть на стенку. Когда совсем стало невмоготу, она издалека начинала заводить разговор об их совместном будущем.

Сергей очень быстро понял, к чему клонит подруга, и уходил от ответов. После он стал уходить от Альмиры. Их свидания случались все реже, Сергей предпочитал отсиживаться дома за банкой пива — так он отгораживался от всего мира с его нерешенными проблемами. Альмира и не думала отставать. Она вилась вокруг него лисой: осыпала лестью и нежностью, между которыми снова напоминала про когда-то сказанные в порыве страсти обещания. Сергей уже почти сдался, потому что деваться ему было некуда: сопротивляться столь мощному напору он не мог. «А и черт с ним! — махнул он рукой. — Один раз женился, так и второй можно. Все едино: что так, что этак. Лишь бы отстала. Майкина квартира… Ну что же, придется уступить, пусть она подавится. А он на жилье заработает. Не мужик, что ли?!»

Но тут погибла Майя, и Сергей на полном основании погрузился в траур, во время которого обзаводиться новой женой — попросту грех.

— Майи больше нет, — тихо произнес Сергей с горечью в голосе.

— Шутишь? — кокетливо приподняла дугообразные брови Альмира.

— Нет, с этим не шутят. Ты меня извини, но какое-то время я не смогу с тобой встречаться: похороны и все такое. И вообще, тяжело мне сейчас, Альмочка. Надеюсь, ты все поймешь.

* * *

Утро среды на «Звездной пыли» началось самым заурядным образом и ничего выдающегося не обещало. Разве что на десять часов было запланировано совещание, но оно неординарным событием не являлось: совещание стало традиционным и проводилось ежемесячно, создавая множество неудобств секретарше Леночке. На ее хрупкие плечики взваливалась ответственность за подготовку мероприятия: оповестить участников, обеспечить надлежащее количество мест, организовать напитки и канцелярию. С напитками мороки было больше всего — следовало знать предпочтения всех и ничего не перепугать: кому воду с газом, кому без, кому чай подать, кому кофе приготовить.

Приглашались на совещание не все, честь присутствовать выпадала только руководителям. Рядовые сотрудники допускались в зал лишь в отдельных случаях: для благодарности, когда Барсику хотелось выказать царскую милость, или, что чаше, для получения нагоняя.

С некоторых пор Смолину вход в зал заседаний был заказан: умом не вышел, а точнее, должностью. Нечего заштатным менеджерам по совещаниям шататься, и без них справятся. Это обстоятельство стало очередным ударом по его гордыне. За недолгое время своего руководства Алик уже привык проводить совещания и сроднился с высоким кожаным креслом председателя. Теперь в него (противно представить!) усаживался этот недоумок Казаков. При мысли о сопернике Алика передернуло. Он живо вообразил отрадную картину: на доске почета огромный, сделанный с превосходным качеством плакат. Проникновенная, хвалебная речь, список наград и заслуг. В центре — портрет Казакова. Он улыбается своей слащавой улыбкой и смотрит лучистыми глазами. Наискосок бант из блестящего черного атласа, под плакатом ваза с пурпурными гвоздиками.

«Скоро все случится, — удовлетворенно думал Алик. — Комар носа не подточит, не зря же так тщательно готовился и обдумывал каждую мелочь». Сейчас он впервые радовался, что освобожден от обязанности посещать совещания. Смолин аккуратно сложил договоры в папку-скоросшиватель, положил ее перед собой и навалился сверху корпусом, мечтательно зажмурив глаза. Работа решительно не шла. Да и какая тут работа! Не до нее, когда грядут такие события.

— Алик. Алик! Ты спишь? — внезапно прозвучал голос секретарши, появившейся в его закутке.

— Отдохнуть прилег, глаза что-то устали… — зачем-то стал оправдываться Алик.