Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс

Последний раз, когда я говорила с Найтшейдом, он сказал мне, что, возможно, однажды выбор Пифии – убить или быть убитой – будет моим выбором.

Слегка кивнув, агент Стерлинг сняла свой наушник. Она положила его на стол и увеличила громкость, чтобы Найтшейд мог слышать.

– Это я. – Было сложно найти подходящие слова. – Дочь Лорелеи. Дочь вашей Пифии. – Я помолчала. – Думаю, вы взяли Лаурель в Лас-Вегас из-за моей матери. Вы не должны были этого делать. И вы определенно не должны были говорить мне, где она. А вы буквально преподнесли ее мне, как подарок, зная, что я передам ее ФБР. Моя сестра не была испытана. Ее не признали достойной или недостойной. И вы отпустили ее. – Никакой реакции, но я ощутила, что двигаюсь в нужном направлении. – Вы обращались с Лаурель как с ребенком – не как с вашим будущим предводителем, не как с Девятью. – Я понизила голос. – Она рассказала мне об игре, в которую играет, когда моя мама в цепях.

Если бы я не находилась по другую сторону стекла, я бы наклонилась вперед, вторгаясь в его пространство.

– Знаете, что я думаю? Думаю, мама хотела, чтобы Лаурель выбралась. Она может быть очень убедительной, правда? Она может сделать так, что вы почувствуете себя особенным. Почувствуете, что вам больше ничего и никого не нужно, пока у вас есть она.

– Ты говоришь как она. Твой голос похож на ее. – Вот и все, что он ответил. Девять слов.

– Вы забрали Лаурель из того места ради нее. Вы знали, что они найдут способ вернуть ребенка. Вы знали, что другие Мастера будут вами недовольны, – но все равно сделали это. А теперь вы говорите, мама скажет другим, что вы должны умереть. Почему? – Я дала этому вопросу повиснуть в воздухе. – Почему она поступит так после всего, что вы для нее сделали?

– Ты еще не поняла? – Голос звучал тихо, с мрачной насмешкой. – Пифия делает то, что должна, чтобы выжить.

– И, чтобы выжить, ей нужно будет приказать им убить вас?

– Ты упомянула игру. Но знаешь ли ты, из чего она состоит?

Я знаю, что маму приковывают к стене. Я знаю, что льется кровь.

– Чтобы вынести приговор, Пифия сначала должна пройти очищение, – произнес Найтшейд. – Чтобы принять кого-то в наши ряды, она должна пройти Обряд Девяти. Семь дней, семь видов боли.

Я не хотела представлять, что стоит за этой фразой, но все равно представила. Семь Мастеров. Семь способов убийства. Утопить, сжечь, заколоть, задушить, зарезать, забить, отравить.

– Семь видов боли, – произнесла я, ощущая, как биение сердца заглушает мои слова. – Вы пытаете ее семь дней.

– Если она признает послушника недостойным, от него избавятся. Мы найдем другого, и процесс повторится. Снова. И снова. И снова.

Ты получаешь удовольствие, когда рассказываешь мне это. Тебе нравится, что это причиняет мне боль. Так же, как тебе нравится причинять боль ей.

– Почему вы спасли Лаурель? – просто спросила я. – Зачем забирать ее, если вы знали, что они ее вернут?

Ответа не было. Я ждала, позволяя тишине накопиться, а когда стало ясно, что молчание не будет нарушено, я повернулась и вышла. Твердым шагом я вошла в комнату для допросов.

Выражение лица Бриггса сообщило мне, что я заплачу за это позже, но мое внимание было сконцентрировано на Найтшейде. Он скользнул взглядом по моему лицу, телу. Он впитывал каждую деталь моей внешности. А потом он улыбнулся.

– Зачем помогать Девяти освободиться от Мастеров, если вы знаете, что они ее вернут? – повторила я.

Я видела мысли Найтшейда в его глазах, видела, как он всматривается в мое лицо в поисках сходства с матерью.

– Потому что это дало Пифии надежду, – сказал он, и улыбка скользнула по его губам. – А ничто не причиняет столько боли, как надежда, когда ее отбирают.

Внутри вспыхнула раскаленная добела ярость. Я шагнула к нему, ощущая, как напрягается каждая мышца.

– Вы чудовище.

– Я то, что я есть. И она то, что она есть. Чтобы спасти себя, она выносила приговор другим. Она вынесет приговор мне.

– После того, как они будут пытать ее семь дней? – произнесла я тихо.

Агент Стерлинг встала, чтобы не дать мне подойти ближе. Найтшейд наклонил голову. Его тело затряслось. Я не сразу поняла, что он смеется – беззвучно и с таким довольным видом, что мне стало дурно.

– Для вопросов попроще сойдет малый ритуал очищения. Если Мастера будут щедрыми, они даже дадут ей выбор.

Выбор пытки. Живот скрутило, но я стиснула зубы, подавляя ощущение желчи, поднимающейся к горлу.

– А что, если им не понравится ее ответ? – спросила я, взяв себя в руки. – Что, если она скажет им оставить тебя в живых?

– Не скажет. – Найтшейд откинулся назад на стуле. – Потому что, если ее решение покажется искаженным, они проведут очищение снова.

Будут пытать ее снова.

– Где она? – резко спросила я. – Скажи нам, где она, и мы положим этому конец. Мы сможем защитить вас.

– Нет, Кассандра, – ответил Найтшейд, улыбнувшись почти с любовью. – Не сможете.

Ты

На этот раз – нож. Оружие Пяти – быстрее одних, медленней других.

Хаос и порядок, порядок и хаос.

Теперь ты на полу, и твоя память полна дыр. Ты не помнишь, как вернулась Лаурель. Ты не помнишь, откуда у нее синяки на шее.

Но ты помнишь, как твоя кровь капала с ножа Пяти. Ты помнишь музыку, и боль, и как ты говоришь Мастерам, что предатель должен умереть.

Ты помнишь, как Лаурель обмакивает пальцы в твою кровь. Улыбается, как ты ее учила.

– Я хорошо справилась, мамочка? – спрашивает она, устраиваясь у тебя на коленях.

Колесо вращается. Ты пыталась его остановить. Но некоторые вещи не остановить.

Глава 27

ФБР поместило Найтшейда в изолированную камеру и выделило агентов, которые наблюдали за ним круглосуточно. К двум часам ночи он был мертв.

Мастера могут добраться до кого угодно, где угодно.

– Сегодня второе апреля. – Я заставила себя произнести это вслух, стоя перед стеной с фотографиями в подвале.

4/2. Первая из дат Фибоначчи в апреле.

– Четвертое апреля – следующая дата, – продолжила я. – Пятое апреля. Двадцать третье апреля.

– Кэсси. – Дин подошел сзади. Я не выходила отсюда с тех пор, как мы вернулись домой. Я едва моргнула, когда нам сообщили, что Мэйсон Кайл мертв.

– Тебе нужно поспать, – прошептал Дин.

Я не ответила, глядя на фото жертв на стене. Я подумала о том, что