Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс

– Это не твоя вина, Кэсси, – сообщил мне Бриггс, касаясь моего подбородка и заставляя меня посмотреть на него. – Эта программа – моя ответственность. Вы – моя ответственность. Это я согласился забрать Лаурель к нам.

Мне не нужно было спрашивать Бриггса, чтобы догадаться, о чем он думает – о спорах с агентом Стерлинг там, в Нью-Йорке, о Скарлетт Хокинс и Найтшейде, обо всех жертвах, которые он принес на алтарь победы.

– Где Стерлинг? – спросила я.

– Ищет утечки в штабе ФБР, – ответил Бриггс. – Пытается понять, как это вообще произошло.

«Это произошло, – подумала я, ощущая, как эти слова тисками сдавливают мое сердце, – потому что я решила увидеться с Лаурель».

Это произошло из-за меня.

Ты

Дитя лежит на алтаре без сознания, ее крошечные ручки и ножки образуют Х на камне. Такая маленькая. Такая хрупкая.

Все должны быть испытаны. Все должны быть признаны достойными.

Твое горло саднит, его окаймляют синяки. У тебя дрожат руки.

Но Пифия не должна показывать слабость.

Пифия не может дрогнуть.

Твои руки сжимаются на шее девочки. Ты сводишь пальцы. Девочка одурманена. Она спит. Она не почувствует боли.

Но работа Пифии не в том, чтобы защищать девочку.

Ты разжимаешь пальцы, выпуская шею малютки.

– Это дитя достойно.

Один из Мастеров – тот, которого ты называешь Пять, – протягивает руку и кладет ладонь девочке на лоб. Один за другим остальные повторяют это движение.

– Существует, – произносит Пять после того, как ритуал осуществлен, – еще один вопрос, который требует твоего внимания.

К тому моменту, когда девочка просыпается, лежа на алтаре, твое тело уже прижато к стене. Ты не сопротивляешься, когда они заковывают твои лодыжки и запястья.

Пифия – судья. Пифия – присяжные. Если нет порядка, приходит хаос. Если нет порядка, приходит боль.

Глава 23

Я бросилась в свою комнату. С каждым шагом мои мысли все сильнее переключались на точку зрения Мастеров. Лаурель никогда не будет в безопасности. Вы всегда ее найдете. Вы создали ее, и ей уготована великая цель. Она Девять, и вы отпустите ее, только если она не пройдет ваше испытание.

Найтшейд сказал, что Мастера не убивают детей. Но это не помешало им оставить одного из предшественников Лаурель умирать от жажды и жары, когда ему было шесть лет – всего на два года больше, чем Лаурель сейчас.

«Все должны быть испытаны. – В моей памяти повторялись слова Найтшейда. – Все должны быть признаны достойными».

Если бы я была нормальным человеком, я бы, возможно, оказалась неспособна представить, какое испытание эти чудовища могут придумать для ребенка. Но я могла – могла представить его во всех ужасающих подробностях.

Вы не просто причините ей боль. Вы заставите ее сделать больно кому-то еще.

– Кэсси? – Слоан стояла в дверях нашей комнаты, держась снаружи, словно ее отталкивало силовое поле.

– Ты разгадала? – спросила я ее. – Этот шифр?

Слоан нервно вдохнула.

– Нужно было догадаться быстрее.

– Слоан…

– Семь – это не просто число. – Она не дала мне времени сказать, что это не ее вина. – Это человек.

Сердце гулко застучало в груди, когда я подумала о том, что это ведь мама наверняка научила Лаурель этой песне.

– Семь – это человек, – повторила я. – Один из семи Мастеров. – Во рту вдруг пересохло, ладони вспотели. Лаурель была в безопасности, вплоть до момента, когда мы встретились и она передала мне эту информацию. – Ты знаешь, кто это?

– Я знаю, кем он был, – поправила Слоан. – Ми-бемоль, ми-бемоль, ми, ля-бемоль, фа-диез, ми, си. Это не просто ноты. Это цифры. – Она вытащила из кармана клочок бумаги. Нарисовала октаву – клавиши пианино. – Если сядешь за пианино и перенумеруешь клавиши, начиная с до… – Она вписала числа.

– Ми-бемоль, ми-бемоль, ми… – сказала я. – Четыре, четыре, пять?

– Именно, – сказала Слоан. – Семь нот дают девять чисел, потому что ля и си-бемоль – двузначные. 445–97–1011.

Я не сразу осознала, что это означает на самом деле: она сумела выяснить личность одного из Мастеров.

– Это номер социального страхования.

– В том-то и дело, – ответила Слоан. – Это не номер социального страхования – или, по крайней мере, его больше нет. Я долго ходила кругами, пытаясь выяснить, что это еще может быть, но потом вместо того, чтобы сопоставлять его с существующими номерами, я решила провести историческое исследование.

– И сколько из этого потребовало взлома? – спросили от двери. Я оглянулась и увидела Лию, а у нее за спиной – Майкла и Дина.

– Почти все, – не задумываясь ответила Слоан. – Вернувшись в прошлое на пару десятилетий, я нашла. Этот номер социального страхования был выдан ребенку, который родился в Гейтере, штат Оклахома, сорок три года назад. Его звали Мэйсон Кайл.

За гулкими ударами сердца я едва различала собственный голос.

– Мэйсон Кайл, – повторила я.

– Почему Мэйсон не обнаруживается в базе данных теперь? – спросила Лия. – Он умер?

– В том-то и дело, – ответила Слоан, усаживаясь рядом со мной на кровать. – Кроме номера социального страхования, о Мэйсоне Кайле почти нет никаких данных, он будто не существовал. Ни свидетельства о рождении. Ни свидетельства о смерти. Ни сведений о трудоустройстве. Кто бы ни стирал сведения о нем, это было проделано чисто. Я нашла номер социального страхования только потому, что взломала архив, которому было не одно десятилетие.

Вот что Лаурель дала нам. Вот ради чего я рискнула ее безопасностью. Вот почему она снова оказалась у них в руках.

«Чтобы стать Мастером, нужно оставить позади прежнюю жизнь. Нужно стереть все следы своей прежней личности. Ты был Мэйсоном Кайлом, – подумала я, обращаясь к фантому, – а теперь ты призрак».

– Это все? – спросила я Слоан, ощущая тяжесть в животе и легкий гул в ушах.

– Когда я услышала, что Лаурель пропала, я продолжила искать, – сказала Слоан. – Я искала, искала, искала… – Она прикусила губу, а потом открыла планшет, лежавший у нее на коленях, и повернула ко мне. На нас смотрела фотография мальчика. Ему было шесть, может, семь лет. – Это Мэйсон Кайл, – сказала Слоан, – примерно тридцать семь лет назад. Это единственная фотография, которую я смогла найти.

Фотография была выцветшей и расплывчатой, словно ее сканировал человек, который не до конца понимал, как обращаться со сканером. Но черты лица мальчика все равно можно было различить. У него были ямочки на щеках. Переднего зуба не хватало.

Он может оказаться кем угодно.

Нужно было оставить Лаурель в покое. Но вместо