Дело застенчивой подзащитной - Эрл Стенли Гарднер

– Насколько эффективны эти испытания? – уточнил Мейсон.

– Это зависит от того, что ты ищешь, чего добиваешься, –ответил доктор Денэйр. – С лабораторной точки зрения, эффективностьстопроцентная. По крайней мере, когда речь идет о специфической информации,касающейся определенных фактов. Другими словами, собери группу студентов,поставь их в ситуацию, когда каждый из них будет считать, что совершилпреступление, и все они как миленькие расколются и подробно расскажут, что икак они «совершили», если накачать их одной из этих сывороток правды –скопаломином, пентоталом натрия, амиталом натрия или любой другой. С другойстороны, если взять закоренелого преступника, годами отрицавшего то, что онсовершил какое-либо преступление, и которого подвергали всем видам допросатретьей степени и тому подобное, результаты будут совершенно непредсказуемыми.Часто, находясь под действием сыворотки правды, человек с видом оскорбленнойневинности вопит о том, что он ничего не делал, хотя есть совершенно точныедоказательства его вины. А часто бывает и так, что человек, отрицающий наследствии свою причастность к какой-нибудь мелкой краже со взломом, поддействием сыворотки совершенно спокойно признается в совершении убийства, окотором никто не знает. Когда имеешь дело с людьми, страдающими от комплексавины, сыворотка правды бывает весьма эффективна. Как только ты узнаешь факты,которые пациент боялся тебе раскрыть, ты очень быстро сможешь завоевать егополное доверие. Особенно если имеешь дело с женщинами. В данном случае яработал с молодой женщиной – скромной, утонченной, привлекательной. Ее что-тоугнетало. Я был уверен, что под действием сыворотки она признается в чем-топостыдном. Ну, вроде внебрачной связи. Вместо этого она призналась в убийстве.

Глаза Мейсона сузились.

– В убийстве?

– По всей видимости.

– По всей видимости?! Почему ты так сказал?

– Потому что в данную минуту я не знаю, как интерпретироватьи оценить результат.

– Ты можешь в точности повторить, что она сказала? – спросилМейсон. – Ты делал заметки или?..

– Гораздо лучше, – заявил доктор Денэйр. – Я записал все,что она говорила, на магнитофон. Конечно, кое-какие слова ты разберешь струдом. Пациент в таком состоянии часто бормочет весьма неразборчиво, как восне. В этом-то и преимущество использования магнитофона. Мы сможем прокручиватьленту снова и снова, пока полностью не расшифруем весь текст. Однако юная особаговорила весьма членораздельно, когда поведала об этом странном случае.

– Что за средство ты использовал? – спросил Мейсон.

– Комбинацию разных лекарств. С помощью наркотическихсредств я погрузил ее в бессознательное состояние. Затем, когда пациентка сталаиз этого состояния выходить, я использовал слабый раствор пентотала натрия и вто же время применил ментальный стимулятор, чтобы вызвать у нее желаниеговорить. Таким образом, клетки коры головного мозга оказались в конфликтнойситуации. Летаргия физического тела сочеталась с определенным желаниемговорить. Это очень точно сбалансированное состояние, которое можноподдерживать в течение нескольких минут. Иногда дольше. Зависит от индивидуальностипациента. – Доктор Денэйр снял с магнитофона крышку, воткнул шнур в розетку ищелкнул переключателем. – Я хочу, чтобы ты послушал внимательно и полностью, –сказал он.

Перри Мейсон и Делла Стрит прослушали записанный на лентедиалог. Когда запись оборвалась, доктор Денэйр перемотал ленту на начало,выключил магнитофон и закрыл крышку, после чего посмотрел на Мейсона.

– Ну, что скажешь?

– А что ты хочешь услышать?

– Я хочу знать свои законные права и обязанности в даннойситуации.

– Зачем?

– Чтобы знать, что делать.

– Если я скажу тебе, что по закону ты должен передать этуинформацию властям, ты это сделаешь?

Доктор Денэйр на минуту задумался, потом сказал:

– Нет.

– Почему?

– Существуют такие понятия, как совесть и профессиональнаяэтика. Закон относительно конфиденциальной информации был принят задолго допоявления психиатрии. В наши дни, чтобы исцелить пациента, ты должен проникнутьв самые глубокие тайны, запрятанные в его мозгу. Я посвятил свою жизньискусству исцеления.

– Прекрасно, – сказал Мейсон. – Судя по всему, ты отдаешьсебе отчет в том, что намерен делать. Закона это не касается. Зачем же ты сюдапришел?

Доктор Денэйр потер подбородок.

– Боюсь, для того, чтобы избавиться от ответственности.Чтобы иметь потом возможность сказать, что консультировался с адвокатом.

– Другими словами, – произнес Мейсон, – если бы я сказалтебе, что по закону ты обязан хранить тайну своего пациента и что тебе неследует информировать полицию, то у тебя была бы твердая оборонительнаяпозиция. Ты мог бы тогда смело заявить, что советовался с юристом, после чегоследовал его рекомендациям. Я правильно тебя понимаю?

– Именно так, – ответил доктор Денэйр.

– Если же, с другой стороны, – продолжал Мейсон, – я быответил, что, согласно закону, у тебя нет другой альтернативы, как толькосообщить властям обо всем, до чего ты докопался, то ты отказался бы следоватьмоему совету. Так?

– Верно.

– И тем самым оказался бы в крайне уязвимом положении. Ты нетолько утаил бы от властей информацию, но и сделал бы это, будучи поставлен визвестность, что, поступая таким образом, нарушаешь закон. Другими словами,становишься соучастником.

– Это осложняет ситуацию. Я пришел сюда, повинуясь порыву, аоказалось, что я сделал свои позиции более шаткими.

– Вот именно, – кивнул Мейсон. – Скажи мне вот что: каковавероятность, что эта женщина сказала правду?

– Думаю, у нас есть все основания полагать, что она говорилаправду. Другое дело, что она могла сказать не всю правду. Ее разум был слишкомобессилен наркотиком, чтобы что-то объяснять. Поэтому в процессе испытания онаинстинктивно избегала всяких сложностей. Она выбирала самый простой вариантответа, сообщая лишь голые факты, безо всяких объяснений и подтверждений…

– И оправданий, – подсказал Мейсон.

– Можно и так сказать, если хочешь. Она находилась на самойгранице сознания. Все тормоза были сняты, ангел-хранитель спал.

Мейсон обдумал услышанное.

– Существует ли хоть малейший шанс, что это так называемоеубийство, упомянутое клиенткой, является лишь плодом ее воображения?

– Не думаю.

– Слушай внимательно, Берт. Я спрашиваю тебя: существует лихоть какая-нибудь вероятность, что преступление, в котором созналась твояпациентка, является игрой воображения?