Стремление убивать - Марина Андреевна Юденич

Однако делиться ими с кем-либо Юлька не собиралась. До поры она помалкивала и… терпела.

Терпела все: убожество жилища, однообразную невкусную еду, уродливую одежду. Тергела агрессивные атаки вечно пьяных соседских парней. Некоторые из них были ее ровесниками, давно забывшими дорогу в школу. Были ребята постарше, уже отслужившие армию. Но бесспорными лидерами дворовых компаний становились, разумеется, те, кто имел за плечами несколько лет зоны или тюрьмы. С каждым годом таких становилось все больше. Все они одинаково проводили время в беспросветном пьяном угаре, добывая деньги тем, что нещадно обирали домашних и бесчинствовали в окрестностях, наводя ужас на обывателей. В сущности же, просто коротали время на воле и жили ожиданием неизбежного: ареста, суда, зоны.

Юлькина красота становилась для пьяной стаи дразнящим вызовом.

Однажды шакалы уже пытались затащить ее в грязный закуток за гаражами.

Было еще светло. Окна соседских квартир распахнуты. На балконах возились домовитые хозяйки, а в открытых гаражах копошились их мужья-автолюбители. На Юлькины отчаянные крики не отозвался никто. Все разом и намертво погрузились в свои неотложные дела. И только одна, особо нервная, мамаша истошно завопила с балкона: «Ира, домой!» — пытаясь оградить малолетнюю дочь от нежелательного зрелища.

Вырвалась Юлька чудом.

Спасли длинные, остро заточенные ногти, которые от природы были такими крепкими, что она без труда открывала ими металлические крышки на банках и бутылках. И то обстоятельство, что нападавшие, по своему обыкновению, были смертельно пьяны.

На этот раз все обошлось.

Но следующие попытки были не за горами, и тогда ногти могли уже не помочь.

В тот вечер Юлька поняла, что настало время исполнить задуманное. Эту цель она поставила себе еще в раннем детстве. Лет семи от роду Юлька твердо решила выйти замуж за миллионера. Шел год 1982-й. Увидеть миллионера можно было только в кино. О том, что миллионеры существуют и в родном советском отечестве, в Юлькином окружении даже не догадывались. «Миллионершей» местные дамы, полыхая классовой ненавистью, называли толстую Зойку, торгующую пивом в палатке возле гастронома. У Зойки рот был полон золотых зубов, а под глазом постоянно пламенел, переливаясь всеми цветами радуги, огромный фингал. Ничего даже отдаленно напоминающего истинную мечту поблизости не наблюдалось, но решение Юльки было незыблемым.

Главное же заключалось в том, что все последующие годы она не просто мечтала об этом — к этому она готовила себя сообразно своим представлениям о том, какой именно должна выйти навстречу мечте.

Ради этого не жалела она ни времени, ни денег: книг в доме было непозволительно, по представлениям местной общественности, много. Этим наблюдательные соседки непременно попрекали Юлькину мать, когда та в очередной раз приниженно просила денег взаймы до получки.

Но Юлька была упряма. И книги и дорогие журналы продолжали появляться. Память у девочки была отменной: она запоминала решительно все.

Лелея мечту, Юлька сумела отгородиться от привычек и обычаев того мира, который удушливым кольцом окружал ее с первой минуты появления на свет. Она не курила и не пила дешевой водки, пива, и вообще не пила, потому что отведать красного бургундского урожая 1993 года, о котором могла прочесть целую лекцию, понятное дело, было негде.

Внешностью же Юлька награждена была столь щедро, что никаких особых усилий с ее стороны, дабы выглядеть ослепительно, к счастью, не требовалось. И даже неизменные макароны, которые вредно не вредно, но, сильно проголодавшись, приходилось все-таки есть, не сказывались на точеной фигурке. Она была высокой, но какой-то трогательно-хрупкой. А ходить правильно, «от бедра» ставя ногу, и при этом не быть похожей на обыкновенную «вешалку» Юлька научилась сама. И ходила, красиво ставя свои умопомрачительные ноги. Свободно и вроде бы расслабленно разведя плечи, но так, что голова сама собой откидывалась слегка назад, а подбородок гордо вздергивался вверх ровно настолько, сколько требовалось от принцесс крови. При этом она каким-то неведомым образом знала, куда девать руки. Когда свободным перекрестьем уронить слегка устало вдоль туловища. Когда, сомкнув тонкие пальцы в нервный замок, прижать к груди…

Словом, в восемнадцать Юлька являла своего рода феномен человека, очень неплохо ориентирующегося в сложных перипетиях светской жизни, но никогда, ни единого дня этой жизнью не только что не жившего, но и не имевшего возможности ее наблюдать.

Даже через замочную скважину.

Это было нечто сродни пианисту, освоившему мастерство, не приближаясь к роялю.

Или автомобилисту, овладевшему искусством управления машиной при полном и категорическом отсутствии оной поблизости.

Словом, это было чудо, оценить которое поначалу было некому.

Но время, казалось, шло Юльке навстречу. Она подрастала, и вроде бы специально для нее жизнь распахивала новые двери и зажигала новые огни.

Вместо грязной Зойкиной палатки, источающей за километр запах кислого пива, стоял теперь возле бывшего гастронома (теперь — супермаркета) аккуратный павильончик с завлекательным названием «Доброе утро!». В нем также торговали пивом, только импортным, которое опего-то не прокисало. По крайней мере кислым пивом здесь больше не пахло, а пахло горячими сосисками, жаренными на гриле. Зойка куда-то пропала. А в павильоне торговал улыбчивый и довольно симпатичный блондин Боря. Возможно, когда-нибудь, воплотив американскую мечту в российскую действительность, Боря мог бы стать настоящим миллионером, но до этого было еще очень далеко. Пока же никакой разницы между ним и златозубой Зойкой Юлька не видела. И в сердце ее холодной скользкой змейкой заползала тревога.

Миллионеры были теперь где-то рядом.

По телевизору показывали неприметных мужчин, называя огромные суммы их состояний, демонстрируя виллы, личные самолеты и кортежи азтомобилей.

Последние, впрочем, наблюдать можно было не только по телевизору.

С бешеной скоростью неслись роскошные лимузины по центральным магистралям города, окутанные, как божественным нимбом, мерцанием голубых и красных огней, оглушающие диким воем сирен.

Это было еще хуже, чем в кино.

Там миллионеров демонстрировали неспешно, со всех сторон. Они говорили, пили croh вина с громкими и длинными, как имена аристократов, названиями, ели деликатесы, влюблялись и совершали ради любви умопомрачительные глупости. Эти же просто проносились мимо, словно призраки, обдавая вдобавок фонтанами холодной грязи, летящей из-под колес в ненастную погоду.

Рядом с Юлькой, не желая даже замечать ее, разворачивалась и протекала та самая жизнь, которую она придумала для себя, ночами напролет читая захватывающие романы и замирая в душных кинозалах, чтобы не пропустить ни одной яркой детали. Оказалось, что эта сладкая жизнь могла спокойно струиться параллельно с той мрачной действительностью, в которой прозябала Юлька. Их разделяла прозрачная, невидимая, но категорически непреодолимая стена.

Выходило так, «по мечта все-таки сбылась.

Только Юльку в эту жизнь сбывшейся мечты взять