Возвращение Явленной - Евгений Евгеньевич Сухов

духовное подвижничество было беспримерным: где бы он ни служил, он возводил церкви, так было и в этот раз. В 1935 году в Шанхае было завершено строительство Свято-Николаевской церкви[62]. В 1950 году состоялось назначение его архиепископом Западно-Европейским, более десяти лет он прослужил в странах Западной Европы.

В Сан-Франциско Иоанн приехал по распоряжению Синода, там ему поручили возглавить Сан-Францисскую епархию, рекомендовав раздобыть средства на строительство кафедрального собора в Сан-Франциско.

Мало кто полагал, что этот невысокий и внешне физически слабый человек — по виду сущее дитя — в мире всеобщего духовного раздрая, бесправия и вседозволенности представлял собой, по сути своей, ярчайший образец несгибаемой аскетической стойкости и духовной строгости.

Сидя на лавочке в небольшом сквере и щурясь на заходящее багровое солнце, он вдруг подумал о том, что давно не был так счастлив. Словно он вернулся во времена своей молодости — пусть и опаленной пожарищами Гражданской войны, но все-таки такой светлой. Во время учебы в Киевском университете он сошелся с молодой студенткой Марианной, учившейся на филологическом факультете. Девушка сочиняла стихи, два из которых посвятила ему. Уже давно нет Марианны, она была участницей французского подполья и была замучена гитлеровцами весной сорок третьего. От нее остался потрепанный блокнот со стихами, написанными ее рукой, и он всегда держал его при себе.

Тогда, услышав о смерти Марианны и стараясь совладать с душевной болью, он так стиснул челюсти, что раскрошил себе зубы, но теперь вспоминал о ней спокойно, как о делах давно минувших, которые уже никак не могли повлиять на его судьбу. Двадцать лет назад его разум мутился, когда он думал о любимой. А сейчас даже воспоминания о ней потускнели, как если бы произошедшее случилось с кем-то другим, ему незнакомым.

Владыка хотел уже подняться, когда к нему подошли двое мужчин. Один из них, сняв шляпу, сказал:

— Извините за беспокойство, владыка. Меня зовут Феликс Юрьевич Ходынский. Я председатель общества «Русские люди в Америке». Меценат. Бизнесмен. А это мой заместитель Владимир Николаевич Вяземский. У нас имеется к вам предложение.

Архиепископ Иоанн поднял голову и пристально всмотрелся в незнакомцев. Они производили благоприятное впечатление. Обоим не более пятидесяти лет. Председатель одет в темно-серый костюм из тонкой шерсти. Его заместитель, державшийся немного сзади, был в темно-синих брюках и белой холщовой рубашке, на его крепкой шее висел синий галстук в белый горошек, завязанный большим аккуратным узлом. Манеры у обоих были интеллигентные, интонация — учтивая. Все это располагало к общению.

О «Русском обществе» отец Иоанн был наслышан, но с его руководством встречаться не приходилось.

— Чем могу быть полезен, господа?

— Мы бы хотели выкупить Казанскую икону Божьей матери из частных рук, чтобы вернуть ее в лоно церкви.

— Вы знаете, сколько она стоит? — хмуро спросил архиепископ, глядя на них через толстые линзы очков.

— Нам известно, что мисс Митчелл-Хеджес продавала ее за пятьсот тысяч.

— Сейчас она хочет получить за нее миллион!

— Немало, — ответил председатель, задумавшись. — Но мы могли бы попробовать набрать нужную сумму, у нас есть состоятельные друзья, которые не прочь помочь церкви.

— Вы хотите взять на себя эти траты? — с недоверием посмотрел на них владыка.

— Именно так, святой отец. Мы были свидетелем того, какими глазами люди смотрели на икону, с какой страстью и верой они молились перед ней. Сейчас русским людям не хватает именно духовности, и мы должны возродить ее. Мы бы хотели, чтобы икона оживила наши зачерствевшие сердца. Не хотелось говорить пафосных слов, но пусть Россия, наконец, отыщет свой истинный путь и пойдет по нему. А Чудотворная икона Божьей Матери ей в этом поможет.

— Для такой иконы нужен еще и храм, — напомнил Иоанн Сан-Францисский.

— Нам это известно… Мы и его построим. Впоследствии икона и храм станут собственностью Русской американской митрополии. Что скажете?..

— Боюсь, что у меня не хватит на все сил.

Стало совсем темно. Поднявшись со скамьи, архиепископ посмотрел на визитеров, продолжавших учтиво стоять перед ним со шляпами в руках. Их помыслы были искренними, это не вызывало сомнений. Но понимают ли они, какой груз хотят взвалить на свои плечи. И не разумнее ли собрать средства для бедных, чтобы накормить их, построить для них ночлежные дома, чем тратить деньги на покупку иконы, пусть даже такой особенной, как Чудотворная икона Казанской Божьей Матери?..

— Я знаю, о чем вы задумались, — неожиданно сказал председатель. — И я отвечу вам немного иначе… Сейчас самое время думать о вере. Именно в наши дни храм может стать вдохновителем милосердия и помощи ближнему.

— Все это так… Но сейчас я занимаюсь строительством кафедрального собора в Сан-Франциско. Впереди у меня много хозяйственных работ, в которые предстоит серьезно вникать, а еще на мне дела всей епархии, которые также требуют немедленного разрешения.

— Обещайте подумать, владыка. Без вас мы не справимся.

Солнце закатилось за океан, оставив после себя мерцающую багровую дорожку. На город опустился глубокий сумрак, серыми тенями окрасив напряженные лица беседующих. На широком лбу Иоанна рельефно прорисовалась длинная глубокая морщина, словно разделив его голову на две половины. Решение давалось нелегко.

— Давайте свяжемся через два дня, — наконец произнес владыка. — Позвольте откланяться, — и, кивнув на прощание, он исчез под темной сенью деревьев.

Последующие два дня архиепископ Иоанн Сан-Францисский провел в тяжких раздумьях. Хватит ли у него сил, чтобы взвалить на себя такое бремя? Хотелось получить какой-то знак свыше, Божью подсказку. Но никаких знамений, озарений не было.

Последующую ночь архиепископ провел почти без сна. Неожиданно разболелось колено, покалеченное в Гражданскую войну. Странное дело, но оно давало о себе знать в минуты принятия нелегких решений, а также в переломные моменты судьбы. Обычно он находил удобное положение и коротал остаток ночи, созерцая потолок, чувствуя, как боль понемногу отступает. В этот раз все было по-другому, он проворочался всю ночь h все без толку! Наоборот, при каждом движении боль только усиливалась.

Поднявшись рано утром, Иоанн подошел к зеркалу и глянул на свое изможденное лицо. Так скверно он не выглядел даже в самые худшие моменты своей жизни. На него взирал старик с глубоко запавшими потемневшими глазами на желтом лице, сгорбленный, усталый, побитый многими болезнями, державшейся на этом свете лишь благодаря сильной воле. Не без труда архиерей распрямил спину, почувствовав, как через позвоночник прошла острая боль и разбежалась по его исхудалому, замученному долгими постами телу.

«Нужно принять на себя то, что идет к тебе навстречу, — решил архиепископ и тотчас почувствовал, что боль, сковавшая тело, вдруг неожиданно отпустила. Задышалось легко и глубоко. — Господь дарует тебе это испытание, и ты должен принять его с благодарностью. Ты обязан сделать все,