Возвращение Явленной - Евгений Евгеньевич Сухов

Глава 3

Чудо случилось!

Вояж по Америке проходил успешно. Никогда прежде в Америке не демонстрировались Чудотворные православные иконы, большинство американцев и вовсе не было знакомо с этим направлением средневекового иконописного искусства. Особенный успех ожидал Чудотворную Казанскую икону в Свято-Николаевском соборе в Вашингтоне, где очередь желающих увидеть икону выстраивалась на протяжении всего дня и всю ночь. Архиепископ Иоанн распорядился держать двери открытыми, и храм закрыли лишь в пять часов утра, когда за порогом никого не осталось.

Этот год прошел под знаком Чудотворной Казанской иконы. В Америке не осталось ни одной газеты, которая не напечатала бы ее фотографию. Изображение Чудотворной иконы стало на континенте самым узнаваемым среди прочих. Календари с ее изображением не залеживались и продавались миллионными тиражами. Ее можно было увидеть в витринах магазинов, на рекламных проспектах, с нее делали копии сотни иконописцев. Слава иконы шла впереди нее.

После Америки дорога лежала в Канаду, где православное население ожидало ее с особым нетерпением. Первой остановкой в Канаде должен был стать небольшой поселок на границе Британской Колумбии и США, где на протяжении двухсот лет проживало русское население, построив для моления небольшую церковь, которую назвали Спасо-Преображенской.

Первоначально церковь была известна как грекокатолическая, к ней было приписано 160 акров земли, из которых сорок было отведено под церковь и кладбище. Но потом в общине возник спор — оставаться униатскими грекокатоликами или перейти в лоно русско-греческой церкви. Разногласия были настолько серьезными, что верующие обратились в суд, который вынес решение в пользу православных.

Еще через десять лет после этого спора община накопила средства на новую церковь, старую бревенчатую разобрали и использовали бревна для строительства современной церкви. За последующие годы помещение церкви значительно расширили, появились пристройки, куда стали складывать церковную утварь. Теперь вместо дров печь отапливалась природным газом. Снаружи храм окрасили стойкой к непогоде краской. Крышу покрыли новой черепицей, а маковку церкви, выполненную в византийском стиле, покрыли жестью. Особым предметом гордости оставалась колокольня, с которой обозревалась вся окрестность. Рядом располагалось аккуратное ухоженное кладбище, напоминавшее заповедный уголок со старым фруктовым садом.

К Спасо-Преображенской церкви, расположенной на самой окраине поля, путешественники подъехали с небольшим опозданием во второй половине дня: сначала прокололось колесо, а потом выявились неполадки с зажиганием, которые пришлось устранять.

Перед церковью уже собрались верующие, которых оказалось неожиданно много. Никто не роптал, словно воспринимал затянувшееся ожидание как некое испытание веры. Селяне понимали, что церковь размещалась в стороне от основного пути, и автомобилю пришлось сделать значительный круг, большую часть проехав по бездорожью.

Бронированный автомобиль и сопровождающие его машины остановилась неподалеку от церкви. Было видно, как заволновались, зашевелились встречающие. Празднично одетые, они с волнением дожидались появления иконы.

Джон Хеннесси посмотрел на архиепископа Иоанна, спешно облачавшегося в праздничную сутану, и сказал виноватым тоном:

— Владыка, мы будем действовать по инструкции. Передать вам икону могу только в церкви.

— Поступайте, как предписано, — произнес архиепископ, — мое дело провести службу.

Они вышли из автомобиля, аккуратно прикрыв за собой дверцу. Джон Хеннесси, в сопровождении охранника, шел первым, держа в руках бронированный кейс с иконой. За ним, немного отставая, шагали архиепископ Иоанн и другие священники. Неожиданно заговорил, приветствуя, церковный колокол. Отыскав глазами колокольню, великаном возвышающуюся над золотыми полями, Иоанн торжественно перекрестился.

— Благослови, владыка! Благослови! — звучало со всех сторон, когда святитель вошел в толпу верующих.

Никуда не торопясь, стараясь никого не пропустить и не обидеть, архиепископ Иоанн Сан-Францисский благословлял подошедших мирян, подбирая для каждого доброе слово.

Икону установили на специальную подставку перед алтарем, так, чтобы ее было видно со всех углов церкви. Иоанн — невысокого роста, невзрачный и хмурый, в помятой сутане — невероятным образом преображался, когда начинал читать молитву, превращаясь из невыразительного человека в потрясающего оратора, в Златоуста, которого зачарованно слушали верующие. В обычной жизни его речь из-за врожденного дефекта часто была непонятна, но, оказываясь в церкви перед паствой, он кардинальным образом менялся, его речь становилась понятной, эмоциональной, она пробирала каждого слушателя до глубины души.

— Заступница усердная, Мати Господа вышняго. За все молитвы Сына Твоего Христа Бога нашего, и всем твориши спастися, в державный твой покров прибегаюгцим[65], — сочным густым голосом запел архиепископ Иоанн, зорким взглядом посматривая на склонившуюся в полупоклоне паству.

День был торжественный. Церковь, украшенная множеством икон, которые прихожане принесли с собой, выглядела особенно торжественной при ярком свете колышущегося пламени свечей. Почти за сто лет своей службы эта провинциальная церковь никогда не видела такого торжества. Каждое слово, произнесенное архиереем, западало глубоко в душу, оно многократно повторялось присутствующими и словно очищало каждого. Все чувствовали, что этот день особенный, и дети, находящиеся сегодня на богослужении, спустя годы будут рассказывать о нем внукам.

Архиепископ читал вдохновенно, все более крепнущим голосом, его проникновенный голос давал ощущение того, что он обращается отдельно к каждому присутствующему в церкви. Обычно хмурый, с утомленным от долгих молитв лицом, он во время богослужений приобретал одухотворенный вид. Разглаживались морщины на его сухих щеках, и даже близорукость, доставлявшая ему немало неудобств в обычной жизни, неожиданным образом пропадала. Владыка Иоанн будто прозревал и был способен заглянуть в глаза молящихся, стоявших в последних рядах. Сроднившись с паствой во время службы, он мог чувствовать настроение каждого из них.

Набрав в легкие побольше воздуха, архиепископ продолжал столь же вдохновенно:

— Всем полезная даруй, и все спаси, Богородице Дево: ты бо есть Божественный покров рабом твоим[66], — старательно произносил владыка Иоанн каждый слог, чтобы донести до верующих Божье слово.

Архиепископ перевел дыхание и собирался продолжать, как вдруг в установившейся тишине прозвучал негромкий детский голос:

— Мама, я тебя вижу!

Архиепископ посмотрел в ту сторону, откуда донесся голос и увидел девочку лет восьми, удивленно озиравшуюся по сторонам. Затем она закинула голову и посмотрела на расписанный свод церкви. Потом она перевела взгляд на архиепископа. Встретившись с ним глазами, девочка сказала ему:

— Дядя, я вижу…

Вокруг девочки, оторопело озиравшейся по сторонам, вдруг образовалось свободное пространство. Находясь в центре круга, она обращалась одновременно ко всем, словно взывала к участию:

— Я теперь вижу, — произнесла она совсем тихо, но с таким чувством, что ее услышали в самых дальних углах переполненной церкви.

Архиепископ Иоанн, не в состоянии продолжать, молча взирал на ребенка, пытаясь понять происходящее. Вдруг тишину в церкви нарушил громкий крик:

— Доченька!!

Мужчина лет тридцати пяти в темном строгом костюме рассек толпу в церкви, подошел к девочке, поднял ее и прижал к груди.

— Папа, это ты? — спросила девочка.

— Ты правда меня видишь, доченька? Правда?!