Искатель, 1998 №10 - Мария Ланг

— О чем?

Бледность лица Хедвиг сменилась внезапным румянцем.

— Ясное дело, болтала больше я, о себе и о Йерке. Пятнадцатый раз по счету обсуждала я вопрос, стоит ли мне изменить Адели, отказаться от денег и выбрать совершенно неизвестное будущее в качестве жены Йерка. А Отти сказала, как часто говорила и прежде, что иметь деньги, пожалуй хорошо, но иметь человека, которого любишь и на которого можешь положиться, еще лучше. Хотя она ведь в то же время жалела Адель. «Ты и я, — говорила она, — по-своему хорошо к ней относимся, а без тебя ей будет ужасно одиноко».

— Какое впечатление производила Отти? Она нервничала? Была подавлена?

— Нет, — заверила Хедвиг. — Скорее наоборот. Она, как ребенок, радовалась поездке.

То же самое отрапортовали супруги Гуннарсон. Речь повела Йерда:

— Она заглянула к нам попрощаться в понедельник около трех часов; она знала, что обычно в это время мы отдыхали за чашечкой кофе. Аларик шутил с ней, уверяя, что испанцы питают слабость к рыжеволосым женщинам, а она подыгрывала ему и обещала вернуться домой на Разбойничье озеро с тореадором и с быком. Ее слова о быке были особенно приятны Аларику. Ну а потом Аларик ушел от нас, и тогда мы больше обсуждали, что она возьмет С собой в путешествие. Она упаковала все уже в понедельник, потому что не хотела делать это в спешке, во вторник утром, когда настанет время отправляться в путь.

Йерда подтвердила, что гардероб тети Отти, взятый в путешествие, состоял как раз из той одежды, которую я нашла со смятыми воротничками в ее правом шкафу. В понедельник, согласно всеобщему дружному свидетельству, на ней было платье в синюю полоску, которое потом оказалось брошенным в камин для мусора.

Около половины седьмого тетя Отти, наконец, нанесла прощальный визит Адели Ренман.

— Адель позвонила мне, — сообщил Турвальд, — и попросила забежать к ней и выпить с ними. — И с ироническим блеском глаз за стеклами очков в черной оправе, он добавил: — Она не жаждала, чтобы я стал ее зятем, но когда речь шла о визитах, я явно великолепно подходил в свойственном мне амплуа молодого человека, умеющего вести беседу. Я пробыл там час, и нам было по-настоящему уютно.

— Адель Ренман намекала, что в тот раз Отти сильно нервничала. У вас сложилось такое же впечатление?

Турвальд огорченно покачал головой.

— Не-ет. Я много размышлял об этом сегодня. Но не припомню, чтоб она была более возбуждена, впрочем, что человек перед дальним заграничным путешествием слегка волнуется. То, что ее угораздило опрокинуть свой стакан на юбку Адели, было несчастной случайностью, и в этом она была виновата также, как и я. И она явилась вовсе не для того, чтобы уговаривать Адель остерегаться; по крайней мере, в моем присутствии. Но она уже пришла туда до того, как я там появился, а когда я удалился, она все еще оставалась на террасе.

— А когда это происходило?

— Без двадцати восемь, быть может, без четверти. Виви Анн обещала зайти ко мне сразу же, как только она и Хедвиг вернутся из города, и я хотел быть дома, чтобы принять ее.

— Отти, должно быть, сразу же ушла, — констатировал Кристер. — В восемь часов она позвонила Буре, а в двадцать минут девятого отказалась от такси. И вот мы снова вернулись к исходному пункту. Что же произошло, вероятнее всего, в понедельник, заставившее Отти отложить свою поездку?

Турвальд попытался найти объяснение:

— Либо она притворялась перед нами всеми — перед Хедвиг, Йердой и Алариком, перед Аделью и мной, или перед некоторыми из нас, — либо сделала свое таинственное открытие после того, как я оставил ее и Адель здесь на вилле без четверти восемь.

— Рамки времени у нас, — пробормотал Кристер, — крайне ограничены.

В этот момент к ним в комнату, топая, ввалился прямо на светлый ковер Адели окружной полицейский в резиновых сапогах и дождевике.

Волосы у него стояли дыбом, он ругался — громогласно и энергично.

— Черт бы побрал этих окаянных ребятишек и баб! Неужели нельзя передать обыкновенное поручение по телефону?! Да нет, где там! Забывают тут же, вот что они делают. Ну да ладно, мальчишке сейчас не больше девяти лет, и в голове у него, пожалуй, ничего, кроме «Стального человека», не держится. Но старушенция-то… Парень-то ей все передал… Но она соблаговолила вспомнить об этом только теперь, когда Отти Юртсберг уже мертва и ее утопили, как кошку… Станет она запоминать всякие мелкие поручения, которые могли бы спасти жизнь несчастной Отти!

— Садись на стул, — сказала Хедвиг, — позволь мне взять твой плащ и расскажи, о чем идет речь.

— О чем идет речь? Я только сейчас узнал, что фрекен Юртсберг звонила мне в восемь часов вечера в понедельник. Но меня не было дома, а когда я вернулся в десять, моя женушка забыла рассказать мне про этот звонок. Так что теперь мы можем воображать до посинения, какую важную вещь обнаружила тетушка Отти, если хотела сообщить об этом окружному полицейскому!

Глава одиннадцатая

Кристер воспринял такого рода неудачу с величайшим спокойствием.

— Тете Отти не повезло с телефонными звонками. Но если мы даже не подозреваем, что она хотела сказать, картина все равно вырисовывается достаточно ясная, и мы можем составить своего рода предположение. А то что это предположение все больше и больше относится к понедельнику, шестого августа, — совершенно очевидно.

Внезапно повернувшись к Аларику, он поинтересовался:

— Что вы делали между полуднем и вечером того дня?

Аларик Гуннарсон воззрился на него с изумлением, смешанным с чувством оскорбленного достоинства.

— Вы, комиссар, спрашиваете, чем занимается земледелец в будний августовский день? И день еще при столь малой рабочей силе. Да, без дела он не болтается, уверяю… Боюсь, что если я начну перечислять все мои дела, это будет тяжеловато для тонкого слуха жителей большого города…

— Я хотел только выяснить, — невозмутимо настаивал Кристер, — работали ли вы один или, например, вместе с вашей женой или Осборном?!

Аларик задумчиво почесал лысину.

— Давайте посмотрим! Парнишку я отослал на пашни по другую сторону озера и он пробыл там до самого ужина. А после этого он, скорее всего, завалился на кровать и читал одну из своих историй про убийства. Что же до Йерды, то она ужасно плохо чувствовала себя в тот понедельник, и я велел