Бесплодные земли (автоперевод) - Дуглас Престон

Поскольку это, по сути, был конец интервью, Шарп не стал пересказывать последний, резкий диалог. В этом не было необходимости. Вместо этого он выключил диктофон и позволил на мгновение воцариться тишине. Затем он вопросительно посмотрел на представителя OPR, который слегка покачал головой. Шарп снова повернулся к Корри.

«Агент Свонсон, мы выслушали разговор, который побудил Хораса Драйвера подать жалобу. Сейчас представляется уместным спросить: считаете ли вы его жалобы обоснованными?»

Оправдано? Чёрт возьми, нет. Этот ублюдок так рьяно жалуется, что ему даже пришлось пригрозить арестом. Я всего лишь новая жертва, на которую он может излить яд.

Корри, конечно, не произнесла этого вслух: считать себя жертвой было неправильно. Вместо этого настала её очередь глубоко вздохнуть.

«Сэр, — сказала она, — слушая наш разговор, я понимаю, почему мистер Драйвер был оскорблён. Он был охвачен горем из-за смерти дочери. Я подошла к разговору, прежде всего, с мыслью о том, что он мог бы мне предложить, чтобы помочь раскрыть это дело». Она сделала паузу, чтобы облизнуть губы. «Оглядываясь назад, я понимаю, что слишком поспешно зашла в своём стремлении допросить мистера Драйвера. Я неосторожно высказала личные чувства по поводу деликатного для него вопроса. Я была недостаточно тактична и не учла душевное состояние Драйвера… которое он к тому моменту уже дал ясно понять. Я проигнорировала обучение в Академии и наставничество, которое получила от агента Морвуда и от вас. Мне нет оправданий. Могу лишь сказать, как мне жаль, что это произошло. Я понимаю, что мистер Драйвер был оскорблён не без причины. Я подвела вас и Бюро, и приложу все усилия, чтобы извлечь урок из этой ошибки и сделать так, чтобы она никогда не повторилась».

Она выдохнула, содрогнувшись. Вот: она всё сказала. Она выложила всё на стол, продолжая говорить, даже когда Шарп пару раз открывал рот, чтобы вставить слово. Оглядываясь назад, она поняла, что для неё было важно сделать это: она знала, что облажалась, но в глубине души чувствовала, что и Драйвер, и Бюро отреагировали слишком остро, и ей хотелось ясно дать понять, без лишних слов, что она поняла свою ошибку… но ясно, на своих условиях.

Она перевела взгляд с Шарпа на представителя OPR и обратно. Её наставник выглядел чуть менее сонным, чем обычно. На мгновение их взгляды встретились, и он молча посмотрел друг на друга. А затем кивнул.

«Думаю, агент Свонсон, — сказал он, — вы проделали всю возможную работу, докопавшись до сути проблемы. Но вам придётся рассказать всё это и мистеру Драйверу, в форме извинений. В подобной ситуации вам так же важно пройти этот процесс с ним, как и с нами. Вы должны нести ответственность за свои действия; он должен знать, что вы воспользуетесь этим, чтобы добиться большего».

Корри раздумывала, будет ли это одним из условий. Хорошая новость заключалась в том, что, увидев, как представитель OPR неожиданно встал со своего места и начал отходить от стола, поправляя галстук, никаких дальнейших последствий, возможно, не будет: никаких рывков, никаких ругательств по флоту. Но мысль о том, чтобы снова увидеть Драйвера лицом к лицу, в любом качестве, была настолько пугающей, что почти смягчала облегчение, которое она испытала.

Сотрудник OPR кивнул каждому из них по очереди, затем вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Шарп закрыл папку, отщёлкнул кнопки на столе и убрал диктофон. Его медленные, размеренные движения, казалось, были рассчитаны на то, чтобы немного разрядить напряжённую атмосферу в комнате для допросов. Наконец он вздохнул и взглянул на микрофон над головой, давая понять, что он выключен, а затем перевёл взгляд на Корри.

«Мне жаль, что вам пришлось это вытерпеть».

Он остановился. Когда стало ясно, что он ждёт ответа, Корри кивнула.

«Я уже бывал в подобных комнатах — по обе стороны стола. Всегда есть причина для таких проверок. В данном случае, — он остановился, чтобы похлопать по папке, — у меня есть два вывода. Первый заключается в том, что с Драйвером было невероятно трудно допрашивать. Он страдал, но в то же время жаждал конфронтации. С ним плохо обращались сотрудники правоохранительных органов, и вы приняли на себя основной удар». Он сделал паузу. «Он потерял дочь — и, кстати, работу тоже».

«Я этого не знала», — сказала Корри.

«Он пропустил работу, разыскивая свою дочь, и Geo, будучи гигантской компанией, просто уволила его.

«Иногда именно люди, которых мы поклялись защищать, становятся настоящей занозой в заднице. Мы не можем этого изменить. И мы не можем изменить бюрократическую волокиту Бюро, с которой вы только что столкнулись здесь, в этой комнате».

Он отодвинул стул от стола. «Теперь, когда я это сказал, интересно, не могли бы вы рискнуть предположить, что я хотел бы вынести из этого второго?»

Корри всё ещё не оправилась от шока, вызванного известием об увольнении Драйвера. Это ещё больше усугубило её горечь из-за своей ошибки.

«Сэр, я считаю, что еще один вывод заключается в том, что мне еще многому предстоит научиться».

Шарп поднял бровь. «Это, Корри, именно то, что я и надеялся услышать. Допрос жертвы — такой, какой был мистер Драйвер, — требует огромной деликатности. Необходимо тщательно скрывать своё личное мнение. Теперь ты прошла боевое крещение. Да, тебе ещё многому предстоит научиться, но ты также проделала поразительный путь за короткое время». Он помедлил, словно раздумывая, стоит ли что-то сказать, а затем выпалил, как порывистый: «Ты один из самых многообещающих агентов, с которыми я когда-либо сталкивался».

Он встал, и Корри, ошеломленная последним заявлением, быстро последовала его примеру. Ее лицо залилось краской.

«Возвращаемся к работе, агент Свонсон», — сказал он с еле заметной улыбкой.

24

СКИПУ ПРИШЛОСЬ ПОМЕДЛИТЬ перед огромными мескитовыми дверями, затем он глубоко вздохнул и постучал. Почти сразу же Эдисон Нэш распахнул их.

«Как дела, приятель?» — спросил он. «Входи!»

Скип последовал за ним через парадный вход в кабинет, вновь поражённый особняком и его коллекциями, принадлежавшими мужчине лет тридцати пяти. На пару лет старше его самого, но уже миллиардеру. В камине-киве пылал огонь, потрескивание можжевеловых дров создавало особую атмосферу в угасающем свете за окном. На журнальном столике красовалось несколько предметов: бутылка дорогой текилы «репосадо», несколько лаймов, солонка, бокалы для «Маргариты», бутылка «Куантро»,