Смерть на голубятне или Дым без огня - Анна Смерчек

Оплата доктору?

Напомнить Осипу осмотреть Василька.

Переговорить с Ивановым. Оплата по векселю.

В среду: г-н Девинье?

Письма: Георгию, г-же Свиридовой, Нефедову. Нефедову отказать решительно.

Вызвать Архипова для осмотра коляски.

В Гостином дворе запросить бумагу с выручкой от всех продаж за истекший месяц.

Оленьке написать.

В пятн. Чай у Виртанена»

– Катерина Власьевна составляла такие расписания всякую неделю, – пояснил, заглядывая через плечо Осип Петрович. – Это, по всему видать, старая бумажка.

– Почему ты, братец, полагаешь, что старая? – удивился Иван Никитич.

– Да вон там сказано, что я должен осмотреть Василька. Это жеребчик наш. Он молоденький совсем, глупый. В начале лета сдуру испугался на конюшне выскочившего вдруг кота, скакнул и ногу повредил. Но ничего, я его выходил. Только это давно было. Месяца два тому. Это старая записка.

– Что ж, зато адрес имеется! – Иван Никитич протянул руку, и Борис послушно передал ему конверт. – Васильевский остров, 8-ая Линия, Санкт-Петербург. А желаете, Борис Савельевич, я к нему съезжу? Вы, как мне показалось, не слишком ладили. А мне, признаться, одна идейка в голову пришла. Я мог бы сказать, что приехал к нему от нашей черезболотинской общественности с просьбой организовать выставку его живописных работ. Он ведь провел здесь целый сезон и, по вашим словам, много работал. Нашей публике было бы весьма любопытно взглянуть на новый стиль живописи. Опять же, художник запечатлел окрестные виды, что особенно любопытно.

– Но можем ли мы позволить себе отнимать у вас столько времени? – засомневалась Татьяна. – Вы, верно, и без того заняты: у вас семья, да и писать вам нужно.

– Признаться, история нелюдимого художника заинтриговала меня! – искренне воскликнул Иван Никитич. – Право, мне было бы крайне интересно побеседовать с ним. Я охотно написал бы о нем для «Черезболотинского листка».

– О, вы тоже хотите писать для «Листка»? – удивилась Татьяна. – Что ж, почему бы вам и не попробовать? Летом они хотя бы сообщают о тех, кто приезжает сюда на отдых, а зимой там и вовсе читать не о чем. Скука одна.

– Вот и прекрасно! – лицо Бориса впервые за этот день просветлело. – Лучше и не придумаешь! Вы явитесь к Девинье под видом устроителя художественной выставки и потихоньку выведаете все, что он знает о матушке. Нельзя исключать, что вся эта история как-то связана с ним.

Иван Никитич внутренне возликовал: не очень удачно начавшийся день заканчивался многообещающе. Если завтра получится побеседовать с Девинье, то материал о загадочном живописце, считай, у него в кармане. Купря взглянул на часы и со вздохом признал, что сегодня от визита к французскому художнику следует отказаться: на вечерний поезд он никак бы не поспел, да и не следовало отправляться в поездку, не уведомив Лидию Прокофьевну. От предложения взять назавтра экипаж Добытковых Иван Никитич тоже отказался: лучше все-таки трястись в поезде, чем пусть и на рессорной коляске. Да по железной дороге и быстрее выйдет.

– Все дорожные траты я вам оплачу! – горячо тряся руку писателю, обещал Борис, и не откладывая полез в карман за бумажником. – Берите билет непременно в первый класс, а от вокзала до Васильевского острова сразу извозчика, да хорошего лихача, чтобы поспеть вернуться на дневном поезде. Мы будем ждать вас с новостями! Надеюсь, вы застанете Девинье дома, а если нет, то непременно расспросите дворника или соседей.

– И вот еще что, Иван Никитич, – Татьяна взглянула на брата, ища у него поддержки, – Я все думаю над тем, что сказал напоследок пристав. Может, нам, и правда, не стоит торопиться с заявлением в прессе? Что если матушка… что если она отправилась в романтическое путешествие, а мы привлечем внимание к ее персоне? Будет скандал и сплетни. Мне не хотелось бы…

– Ты права, Танечка, – поддержал Борис. – Хотя я и не верю в эту твою поэтическую идею. Но кто знает? И потом репутация семьи может пострадать даже и от пустых слухов. Давайте пока отложим публикацию объявления о розыске. Любезный Иван Никитич, я, пожалуй, должен просить вас сохранять покамест в тайне все, что вы узнали в нашем доме.

– А ежели мне завтра доведется свести знакомство с господином Девинье?

– Если он ничего не знает, то лучше ему ничего не говорите о матушкином отъезде.

«Ну вот. Сначала хотели все огласке придать, а теперь даже и от знакомых хотят скрыть обстоятельства? – невольно подумал Иван Никитич. – Не подозрительно ли?»

– Ах, дорогой Иван Никитич, как же славно, что мы с вами вот так случайно встретились сегодня! – Татьяна сжала ладони на груди. – И простите нас, что мы не уделили вам пока достаточно внимания! Появись вы у нас при других, менее тревожных обстоятельствах, я непременно показала бы вам и усадьбу, и парк. Но вы должны понять нас!

– Никаких извинений и быть не может, – Иван Никитич решительно затряс головой. – Все ваши мысли сейчас обращены к вашей матушке. Так приятно видеть столь горячие сыновние и дочерние чувства в наш черствый век! Уверяю, я составил самое высочайшее мнение о вашей семье и вашем прекрасном доме!

– Давайте хотя бы сейчас пройдем к усадьбе берегом озера, – предложила Татьяна, немного смущенная высокой оценкой писателя. – Вы увидите, это очень живописная тропа.

– Я заметил, вы поглядываете на часы, должно быть, мы утомили вас своими тревогами, – спохватился Борис. – Но не отказывайтесь от этой небольшой прогулки. Я дам вам коляску, и вы от нас мигом домчите к себе. Вы на какой улице живете?

– На Рождественской. Там раньше жила моя тетушка, Елизавета Андревна. Я от нее дом и унаследовал.

Обсуждая нехитрую географию Черезболотинска, они вышли из мастерской и не спеша двинулись к озеру по полого спускающейся к берегу тропе. Борис шел первым, за ним Иван Никитич с Татьяной, замыкал шествие Осип Петрович. Тропа была ухоженной и проложена с умыслом приятными изгибами – так, чтобы за каждым плавным поворотом открывался новый обзор на воду, на живописную группу ивовых деревьев, на виднеющиеся над водой камни. Татьяна поминутно останавливалась, чтобы обратить внимание писателя на ту или иную достопримечательность и пояснить, как пейзаж меняется в разное время года или дня. Все здесь было продумано и обустроено с любовью и старанием. Иван Никитич вспомнил тут и свой утренний визит к Виртанену и его живописный уголок у дома. Теперь его, Ивана Никитича, простой огород показался ему совсем лишенным выдумки и порядка. Почти вся его земля вокруг дома была занята грядками или незамысловатыми хозяйственными постройками, только там, где росли три старые яблони, которые так любила покойная