Искатель, 1998 №7 - Даниэль Мусеевич Клугер

— А зачем он мне завтра? — спросил Зеев. — Он мне сегодня нужен.

— Так не бывает, — объявил Розовски. — Люди нужны друг другу каждый день. Верно? — И тут же обругал себя: «Правду сказал Алон. Идиотская привычка — философствовать в плохом настроении».

— Но сегодня у меня к нему дело. А завтра?

— Дело решу я, — великодушно сообщил Натаниэль. — А завтра ты что-нибудь придумаешь. Неужели тебе не о чем будет с ним поговорить завтра?

Баренбойм пожал плечами.

— Всегда есть о чем поговорить с земляком, — сказал он, явно сдаваясь. — Что-нибудь придумаю. В крайнем случае — попрошу взаймы. Он, конечно, не даст.

— А тебе нужно?

— Зачем? Я сам могу дать взаймы. Но с чего-то же нужно начинать разговор.

— Скоро появятся новые купюры — пятьсот шекелей, — сообщил Розовски. — Предложи Левински за тысячу.

Баренбойм рассмеялся.

— Все еще помнишь? А что тут особенного? Это была нормальная и совершенно невинная сделка. Кстати, абсолютно честная.

— Не сомневаюсь. Как ты говорил в те времена? Работать нужно или честно, или так, как Баренбойм?

— То есть — очень честно, — подхватил Зеев-Владимир.

Речь шла о первой удачной коммерческой сделке Баренбойма. Он взял стошекелевую купюру и позвонил по номеру, отпечатанному на ней. После чего у него состоялся следующий разговор:

— Поздравляю, у меня есть для вас сувенир, — сказал Баренбойм человеку, поднявшему трубку. — Ваш телефонный номер соответствует номеру купюры достоинством в сто шекелей. Я держу купюру в руках. Если хотите, я продам ее вам за пятьсот.

Человек, с одной стороны, обалдел от такого нахальства, а с другой — неожиданно загорелся желанием иметь столь уникальную визитную карточку. Сделка состоялась.

— Да, — сказал Баренбойм, отсмеявшись. — Золотые были времена…

— Договорились? — спросил Розовски.

— Ладно, — Баренбойм махнул рукой. — В таком случае просто передай ему привет. Пока, Натан.

— Спасибо, непременно передам, — пробормотал Розовски себе под нос и направился в подъезд.

Лифт поднял его на четвертый этаж Розовски осмотрелся, пытаясь сориентироваться среди бесчисленного, как ему показалось, количества дверей справа и слева по коридору.

Судя по указателю рядом с лифтом, все, что здесь находилось, так или иначе относилось к компании «Интер» «Богато живут!» — Натаниэль хмыкнул. Странно, но его скепсис по отношению к человеку или предприятию всегда был обратно пропорционален материальному положению последнего. Видимо, сказывались остатки коммунистического воспитания, полученного в детстве в советской школе.

Розовски неторопливо пошел по длинному темному коридору, читая таблички над дверями. Искомое помещение, в полном соответствии с законами Чизхолма, оказалось в самом конце. Как и предполагал Натаниэль, секретарь — юная миниатюрная смуглянка с химическим беспорядком на голове — не обратила внимания на дату назначенного приема, а лишь на фамилию. Набрав номер шефа и сообщив, что к нему пришел некто Баренбойм, она положила трубку и, стандартно улыбнувшись, предложила Натаниэлю немного подождать:

— Господин Левински через несколько минут освободится, и вы войдете.

В ответ на ее улыбку Розовски улыбнулся отнюдь не механически. Он испытывал симпатию к смуглым девушкам с выбеленными краской завитыми кудряшками. Симпатия эта имела скрытый, но глубокий смысл. Поскольку мода на светлые волосы (вне зависимости от цвета кожи обладательницы) появилась в Израиле около четырех лет назад, то есть с началом Большой Алии из СССР, Натаниэль считал, что ее (моды) возникновение имеет тот же первотолчок, что и его решение об открытии частного агентства, а именно — появление на улицах еврейского государства бывших советских граждан и гражданок, в том числе — блондинок. Поэтому стройные смуглянки с рыжими и просто белыми прическами казались ему причастными к некоему тайному сообществу, в которое и он имел удовольствие входить. Правда, в настоящий момент он уже был готов к тому, чтобы определить упомянутое сообщество как тайный союз дураков.

Секретарь больше не улыбалась. Видимо, посетители не вызывали в ней особой симпатии. А может быть, запас улыбок был ограничен. Так или иначе, она вернулась к исполнению своих обязанностей — щелканью на компьютере, а Розовски принялся рассеянно разглядывать приемную.

Дверь кабинета отворилась, оттуда вышла женщина необыкновенной внешности. Натаниэль даже встал, словно собираясь представиться. Строгое деловое платье на ней казалось сверхлегкомысленным, и вообще — ей следовало осчастливливать людей на светских раутах, но уж никак не тратить жизнь в бесконечных коридорах компании «Интер». Натаниэль уже собрался сообщить ей что-то подобное, но красавица равнодушно скользнула по нему взглядом холодных прозрачно-голубых глаз и скрылась за дверью соседнего кабинета.

— Боже, о чем я? — пробормотал Розовски. — Какие светские рауты могут быть в нашем Израиле? — И он тяжело вздохнул.

Видимо, вздох его был достаточно громок, потому что секретарь оторвалась от компьютера и сказала — без улыбки:

— Можете войти.

Кабинет президента «Интера», который ныне занимал Моше Левински, был под стать коридору — огромен и почти пуст. Письменный стол терялся в его пространствах, так что взгляд детектива, скользивший по декоративным панелям и картинам на стенах, не сразу встретился с взглядом хозяина кабинета. А когда встретился, то Натаниэль понял, что обоюдной симпатии между ними, скорее всего, не будет. Розовски обладал замечательным качеством: его первое впечатление от незнакомого человека очень быстро получало подтверждение с точностью до наоборот. Если человек казался открытым и порядочным, вскоре выяснялось, что это отпетый мерзавец. Сухарь и сноб оказывался на поверку отзывчивым и щедрым. И так далее.

Пройдя к столу и сев в предложенное кресло, Натаниэль никак не мог решить: нравится ему хозяин кабинета или нет. Тощая фигура, костлявое лицо, цепкий взгляд из-под очков в тонкой металлической оправе. Аккуратен в одежде. Костюм Левински немедленно вызвал у Натаниэля ассоциации с Нахшоном Михаэли. Кстати, и впечатление от кабинетов обоих оказалось сходным.

«Везет мне на вице-президентов, — подумал Розовски. — Сплошные вице».

— Мне сообщили, что меня хочет видеть Зеев Баренбойм, — сухо заметил Левински. — Но вы — не он.

— Полностью с вами согласен, — ответил Натаниэль и окончательно решил, что Моше Левински ему не нравится. Эта мысль немедленно его успокоила. Он расслабился настолько, что вольготно откинулся на спинку кресла и даже позволил себе закинуть ногу на ногу, игнорируя неодобрительный взгляд вице-президента «Интера». — И хочу принести вам свои извинения за эту небольшую неправду.

Моше Левински кивнул, то ли принимая извинения к сведению, то ли соглашаясь их принять. Во всяком случае, выражение его лица осталось недовольным.

— Видите ли, — Натаниэль замолчал на короткое время, пытаясь решить, с чего начать, — видите ли, господин Левински, я просто опасался, что, узнав мою истинную