Неугомонная покойница - Кемпер Донован

покрепче. – Полагаю, именно поэтому она ушла из театра. Серьезно, она болтала о нем без умолку, так что наводила смертную тоску. И она с головой ушла в роль примерной жены, стала разводить всякую активность, которая могла бы помочь ему с карьерой. В юности она была совсем другой – она обладала огромным потенциалом, но ей слишком лениво было его реализовывать, понимаете, о чем я? И я даже обрадовался, когда она нашла куда приложить свою энергию – пусть даже к такому ожидаемому объекту, как собственный муж. Сработало – ну и отлично. – Он запустил руку в мешок и снова начал рассыпать соль. – Я в тот момент ничего не стал говорить, потому что… ну что я могу знать, но ее самоубийство показалось мне полной бессмыслицей. Не теперь, когда все это, – он махнул рукой в сторону монструозного здания позади нас, взметнув в воздух сверкающие кристаллы, – завертелось вокруг нее. Не то чтобы я могу понять, за что ее убили, но понять, почему она покончила с собой, не могу совсем. – Он повернулся ко мне. – Так что, полагаю, стоит сказать так: хотя я не понимаю, за что ее убили, меня не удивляет сам факт. Или, по крайней мере, зная ее, я удивлен куда меньше, чем кто-либо другой. Вы меня понимаете?

Я понимала. Понимала на все сто процентов.

Глава 24

Пол сказал, что недавно видел Вальтера на кухне, так что мы направились сразу туда, пройдя сквозь заднюю дверь, точно так же сливавшуюся с гладкой стеной, как и парадная. Если не знать, где искать, ее легко было проглядеть и тем более не открыть, нажимая на то место, где у обычных дверей располагается ручка.

– Я не раз бывала здесь, – пояснила Дороти, пересекая Большой зал (офицер Чои ненавязчиво следовала за ней) и выходя в коридор, где два дня назад я подслушала разговор Евы Тёрнер. – В основном на конференциях – это ведь в равной степени и резиденция, и пространство для мероприятий. Большинство комнат на втором этаже оборудованы под офисы или залы для заседаний.

Мы обогнули кладовую и направились по следующему коридору, правая сторона которого являлась внешней стеной здания, таким образом оттуда открывался вид на застывший и заснеженный сад. Но даже в декабре его геометрически выверенные аллеи и идеально размеченные клумбы производили впечатление, хоть и немного жутковатое. Вообще сад походил на Версаль в миниатюре.

Мы остановились около очередной входной двери, врезанной в стену, чтобы полюбоваться на вид, и я указала на неприметный квадратный домик в дальнем его конце.

– Полагаю, это там садовник хранит запасы мышьяка?

Дороти ухмыльнулась.

– Вряд ли. Это гипербарическая кислородная камера. Как-то я принимала участие в проводившемся тут саммите ОПЕК[28], и мы все туда по очереди сходили. Там ты в течение часа дышишь чистым кислородом под музыку или что там включат. Исключительно бодрящая процедура.

Ну и причуды у этих богачей.

– До того, как мы встретимся с Вальтером, я предлагаю…

Она помедлила. Мой желудок, которому только дай предлог выкинуть кульбит, с готовностью приступил к своим цирковым номерам.

– Как насчет того, что я буду задавать вопросы по ходу? Это приемлемо? Конечно, я приношу свои извинения, если…

– Вам не о чем беспокоиться, – заверила меня Дороти. – Я просто думаю, что этот разговор может выйти… деликатным, и чутье мне подсказывает, что лучше пусть направление ему задает один человек.

Она похлопала меня по плечу, и этот жест лучше ее слов дал понять, что меня пожурили, что мне лучше замолчать на время, и, видимо, мне полагалось почувствовать себя оскорбленной, но я в целом испытала облегчение от того, что Дороти обо всем позаботится. А еще у меня возникло ощущение, будто Дороти зауважала меня за то, что я отдала себя в ее руки.

Еще одно доказательство: мы были похожи больше, чем осознавали.

* * *

Дальше по коридору обнаружилась еще одна дверь, за которой оказалась самая огромная на моей памяти кухня. В отличие от Приемной окон тут не было, соответственно, она представляла полностью внутреннее помещение с медового цвета искусственной подсветкой. Замкнутость кухни являлась ее лучшей особенностью, поскольку тут не возникало ощущения, что тебя выставили напоказ. Здесь можно было уединиться и побыть самим собой, а в качестве бонуса взять что-то перекусить из промышленных размеров холодильника. Или разогреть тот самый готовый суп, о котором я не могла перестать думать, на одной из дюжины массивных конфорок. Или посидеть на одном из разномастных стульев, окружавших стол в центре кухни, который представлял собой просто огромный спил дерева. Над ним, словно колокола, висели кастрюли с медными донышками.

Вальтер Фогель и Ева Тёрнер заняли места на его углу, как делают молодые парочки, которым все мало друг друга и которым все время требуется физический контакт (так мне, по крайней мере, рассказывали). Не то чтобы мы застали их в процессе поцелуя или еще чего-то, но когда мы переступили порог, они отпрянули друг от друга. Их тела и даже воздух вокруг вибрировали так, что стало понятно – мы явились в неподходящий момент. Мы совершенно не собирались застать их врасплох, просто на кухне было довольно шумно – гудел холодильник, работала вентиляция в потолке, откуда дул горячий воздух, а на плите булькал, закипая, чайник. Хотя мы не видели лица Вальтера, он явно разозлился, судя по тому, как напряглась его челюсть, но, обернувшись и увидев, кто пришел, он удивленно приоткрыл рот.

– Дороти! Ты вернулась!

– Представь себе! Полицейские все еще тут?

– Нет, только что ушли.

– Прекрасно, это избавит нас от части неловкости. – В самом деле? – Я хотела узнать, могу ли я чем-то тебе помочь, – продолжала она.

– Это очень любезно с твоей стороны.

– Пойду отошлю почту. – Ева изящно поднялась со своего места. Сегодня она была облачена в юбку-карандаш голубино-серого цвета и накрахмаленную белую блузку с подкатанными рукавами. Сдержанно кивнув нам, она вышла, прежде чем мы успели вымолвить хоть слово.

– Прошу вас. – Вальтер похлопал по столешнице. Теперь, справившись с удивлением, он вел себя так, словно весь день надеялся провести в обществе Дороти и ее чудаковатого молчаливого довеска. – Присаживайтесь.

Офицер Чои осталась стоять в кухне у дверей, а мы с Дороти сели напротив Вальтера. Сегодня он надел брюки цвета хаки, а о его свитере в онлайн-каталоге наверняка написали бы «цвета овсяной муки». На фоне этих нейтральных цветов его глаза казались еще более голубыми – вызывающе-голубыми, как будто ребенок нарисовал фломастером.

– Вы